Олег Лекманов - «Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

С. 255 До революции петербуржцы проводили лето кто в Царском, Павловске, Сестрорецке… – …пыльный Петербург пустел. – Обо всех этих дачных местах подробнее смотрите в главе “Окрестности Петербурга и дачная жизнь” увлекательной книги: 144.

С. 255 …“в те баснословные года”… — См. с. 555.

С. 255 …“попирать скудные законы естества”… – Источник цитаты раскрыт нами на с. 484.

С. 255 …жару и усталость. – Июнь 1920 г. выдался в Петрограде нежарким, средняя температура ни разу не достигла +20 °C (http://thermo.karelia.ru/weather/w_history.php?town=spb&month=6&year=1920).

С. 255 От нечего делать я перебираю охапку жасмина… – …возле подстриженного круглого жасминового куста. – Сравните в двух мемуарных стихотворениях О.:

(268, с. 22)

и:

Георгию Адамовичу

И моя. (270, с. 47–48)

Процитируем также рассуждения Адамовича о мотиве жасмина в первом варианте второго из приведенных стихотворений О.:

“Ей было «восемнадцать жасминовых лет», когда я впервые ее увидел, – и эта строчка ее стихотворения, написанного совсем недавно, верно и метко передает впечатление, оставшееся у меня в памяти. <���…>

Одоевцева – подлинный мастер, хотя мастерство ее не имеет почти ничего общего со стремлением к стиху «как будто кованному» (Брюсов о Лермонтове) или с поисками незаменимых эпитетов. Она – мастер приблизительности, произвольности, легкости, неокончательной точности <���…>. Вот, например, та же строчка о «восемнадцати жасминовых лет»… Отчего «жасминовых»? Едва ли Одоевцева искала именно это прилагательное, едва ли зачеркивала другие, уже написанные, взвешивала, сравнивала, сопоставляла, как обычно делают мастера, как делал Пушкин. Нет, слово, по-видимому, пришло само собой, слетело с языка и сразу прельстило, обрадовало, хотя воображение могло бы подсказать и другое слово, которое тоже прельстило бы. Конечно, поэту менее искушенному или менее талантливому «жасмин» не пришел бы в голову, а если бы и пришел, то был бы отброшен как бессмыслица; но у Одоевцевой в прихотливейшем контексте всей ее поэзии – сплошь сотканной из догадок, намеков, скачков, перебросок, неожиданностей, непредвиденностей, отступлений, – у Одоевцевой эти «восемнадцать жасминовых лет» возникли органически, как будто без них и обойтись было нельзя, как будто место в стихотворении было им давно заготовлено. Объяснять нечего, да объяснять ничего и не надо, поскольку мы перенесены в мир, где закономерность феерическая и фантастическая полностью вытеснила порядок, основанный на представлениях для нас более привычных” (4, с. 149–150.).