С. 182 Теперь мы сидим в прихожей перед топящейся печкой в обтянутых зеленой клеенкой креслицах – все ближайшие “соратники” Гумилева – Лозинский, Оцуп, Георгий Иванов (Адамовича в то время не было в Петербурге). – Сравните с описанием явно этого же вечера в мемуарах Г. Иванова (под “нами” в начале фрагмента подразумеваются он сам и Гумилев):
“В один из таких вечеров с нами сидел Мандельштам, два года пропадавший в занятом белыми Крыму и неожиданно появившийся в Петербурге как ни в чем не бывало. Он читал новые чудесные стихи, потом вошедшие в «Tristia», и рассказывал свои приключения у белых <���…>.
Мы трое, разбросанные было в разные углы Европы, снова сидели вместе у огня и читали друг другу стихи, точно в Царском в дни первого «Цеха»” (157, т. 3, с. 235).
Георгий Адамович в начале октября 1920 г. находился в городе Новоржев Псковской губернии, где он служил преподавателем средней школы. Сравните в рецензии Адамовича на НБН: “В книге рассказано о литературно-богемном петербургском житье-бытье в годы 1919–1921… <���…>…в годы эти я приезжал в Петербург только на довольно короткие побывки, а жил в псковской глуши. Значит, ручаться вместе с автором за правдивость каждого воспроизведенного слова я не могу” (5).
С. 183 На каменных отрогах Пиерии… – Сухих перстов предчувствуя налет… – О. без ошибок цитирует фрагменты стихотворения Мандельштама 1919 г.:
На каменных отрогах Пиерии
Водили музы первый хоровод,
Чтобы, как пчелы, лирники слепые
Нам подарили ионийский мед.
И холодком повеяло высоким
От выпукло-девического лба,
Чтобы раскрылись правнукам далеким
Архипелага нежные гроба.
Бежит весна топтать луга Эллады,
Обула Сафо пестрый сапожок,
И молоточками куют цикады,
Как в песенке поется, перстенек.
Нерасторопна черепаха-лира,
Едва-едва беспалая ползет,
Лежит себе на солнышке Эпира,
Тихонько грея золотой живот.
Ну, кто ее такую приласкает,
Кто спящую ее перевернет —
Она во сне Терпандра ожидает,
Сухих перстов предчувствуя налет.
Поит дубы холодная криница,
Простоволосая шумит трава,
На радость осам пахнет медуница.
О где же вы, святые острова,
Высокий дом построил плотник дюжий,
На свадьбу всех передушили кур,
И растянул сапожник неуклюжий
На башмаки все пять воловьих шкур.
Где не едят надломленного хлеба,
Где только мед, вино и молоко,
Скрипучий труд не омрачает неба,
И колесо вращается легко.
(226, т. 1, с. 74–75)
С. 183 Это я в Киеве написал. – О том, что Мандельштам написал стихотворение “На каменных отрогах Пиэрии…” в Киеве, сообщается в примечаниях к его собранию сочинений (226, т. 1, с. 445–447).
С. 183 …все по очереди выражают свое восхищение “с придаточными предложениями”, объясняющими восхищение. – Сравните в мемуарах о Мандельштаме Г. Иванова: “В «Цехе поэтов» существовало правило: всякое мнение о стихах обязательно должно быть мотивировано. На соблюдении этого правила особенно настаивал Мандельштам. Он любил повторять: «Предоставьте барышням пищать: Ах, как мне нравится! Или: Ох, нет, мне совсем не нравится!» Звонок синдика Гумилева, прерывавший оценки «без придаточного предложения », всегда вызывал у Мандельштама одобрение” (157, т. 3, с. 615).
С. 183– Отчего черепаха-лира ожидает Терпандра, а не Меркурия? – Согласно древнегреческому мифу, первую лиру сделал Гермес (в римском варианте – Меркурий) из панциря черепахи. А живший в VII в. до нашей эры древнегреческий поэт и музыкант Терпандр, уроженец острова Лесбос, лиру усовершенствовал (из какого материала он ее сделал, при этом ничего не сообщается).
Комментируемого фрагмента НБН дважды коснулся в работах о Мандельштаме Г.А. Левинтон. В первой работе он предположил, что Меркурий вместо Гермеса возник в вопросе О., поскольку имя бога – изобретателя лиры именно в таком варианте фигурирует в соответствующей оде Горация (ода 10, книга первая; см.: 197, с. 158–159). Во второй работе исследователь следующим образом оценил степень уместности вопроса О. и ответа Мандельштама: “…вопрос Одоевцевой если и не вполне уместен как возражение против имени Терпандра, то все же отражает довольно верное понимание сюжета мандельштамовского стихотворения. Не случайно кроме строфы о лире она цитирует и начальные два стиха, касающиеся « первого хоровода»: здесь речь идет именно о первых событиях, о мифологических прецедентах, и Терпандр действительно выступает как некая эпифания Гермеса, «изобретателя» лиры <���…>. С другой стороны, этот вопрос, несомненно, подразумевает и упрощение («уплощение») мандельштамовского текста; у Мандельштама сюжет колеблется между мифологическим и историческим временем: лира – «первая», черепаха, а «лирик», на ней играющий (или еще только «предчувствуемый, для которого она создана»: «она во сне Терпандра ожидает , / Сухих перстов предчувствуя налет»), – уже «исторический», который «действительно жил». Одоевцева же пытается вернуть гермесово Гермесу, богу, разрушая эту двойственность” (198, с. 565).
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу