Динь-дон! Динь-дон, динь-динь-дон,
Похоронный утром несется звон.
Девять юношей в черных плащах
Белый гроб несут на плечах.
– Кого хоронят? – Том спросил
У Сэма, уборщика могил.
– Никто не слыхал здесь раньше о ней,
Зовется она Молли Грей.
И юношей этих не знаю совсем, —
Ответил Тому уборщик Сэм
И плюнул с досады. А Том молчал.
Ни слова Сэму он не сказал.
Я слышала в детстве много раз
Простонародный этот рассказ,
И пленил он навеки душу мою:
Ведь я тоже Роберт Пентегью,
Прожила я так много кошачьих дней,
Когда же умрет моя Молли Грей?
(265, с. 20–22)
С. 186 Он вытер слезы, катившиеся из его цвета весеннего неба глаз… – В первой публикации фрагментов НБН цвет глаз Мандельштама был назван прямо: “Он вытер слезы, катившиеся из его голубых , как весеннее небо глаз…” (272, с. 24). В итоговом варианте по причине, о которой мы уже писали (см. с. 585), О. от этого отказалась, но сопоставление глаз Мандельштама с небом, по-видимому, было ей дороже “правды жизни”.
С. 187– Знаете, мой брат, мой младший брат выбросился из окна. – Почему? – Речь здесь идет о самом младшем брате поэта Евгении Эмильевиче Мандельштаме (1898–1979), который был женат первым браком на младшей сестре поэтессы Анны Дмитриевны Радловой (урожд. Дармолатовой; 1891–1949) Надежде Дмитриевне Мандельштам (урожд. Дармолатовой, 1895?—1922). Однако никаких попыток самоубийства Евгений Мандельштам никогда не предпринимал. С собой покончила, выбросившись из окна, сестра-близнец его жены Вера Дмитриевна Дармолатова (1895?—1919) (см.: 223, с. 148). Так что О. все главное в этой истории перепутала, а потом, очевидно, с ее слов, Г. Иванов и вовсе исказил историю до неузнаваемости:
“Раз мы проходили по Сергиевской, мимо дома, где два года назад Мандельштам, «временно» проклятый и изгнанный отцом <���…>, жил у тетушки с дядюшкой. <���…>
«Славные старики, милые старики…»
Мы проходили мимо дома этих «славных стариков». Я заметил на окнах их квартиры белые билетики о сдаче.
– Твои родные переехали? Где же они теперь живут?
– Живут?.. Ха… ха… ха… Нет, не здесь… Ха… ха… ха… Да, переехали…
Я удивился.
– Ну, переехали, – что ж тут смешного?
Он совсем залился краской.
– Что смешного? Ха… ха… А ты спроси, куда они переехали!..
Задыхаясь от хохота, он пояснил:
– В прошлом году… Тю-тю… от холеры… на тот свет переехали!
И оправдываясь от своей неуместной веселости:
– Стыдно смеяться… Они были такие славные… Но так смешно – оба от холеры… А ты… ты… еще спрашиваешь… Куда пе… Ха… ха… ха… Пе… переехали…” (157, т. 3, с. 86–87).
С. 187 Я блуждал в игрушечной чаще… – И действительно смерть придет? – О. без ошибок цитирует финальную строфу стихотворения Мандельштама 1911 г.:
Отчего душа так певуча
И так мало милых имен,
И мгновенный ритм – только случай,
Неожиданный Аквилон?
Он подымет облако пыли,
Зашумит бумажной листвой
И совсем не вернется – или
Он вернется совсем другой.
О широкий ветер Орфея,
Ты уйдешь в морские края,
И, несозданный мир лелея,
Я забыл ненужное “я”.
Я блуждал в игрушечной чаще
И открыл лазоревый грот…
Неужели я настоящий,
И действительно смерть придет?
(226, т. 1, с. 15)
С. 188 Бывают странными пророками / Поэты иногда… – О. точно цитирует зачин первого стихотворения из цикла Кузмина “Отдых” (1912–1913):
Бывают странными пророками
Поэты иногда…
Косноязычными намеками
То накликается,
То отвращается
Грядущая беда.
Самим неведомо, что сказано,
Какой иерогли́ф.
Вдруг то, что цепью крепкой связано,
То разлетается,
То разражается,
Сердца испепелив…
Мы строим призрачные здания,
Чертим чужой чертеж,
Но вдруг плотину рвут страдания,
И разбиваются,
И расстилаются…
Куда от них уйдешь?
Чем старше мы, тем осторожнее
В грядущее глядим.
Страшны опасности дорожные,
И в дни субботние
Все беззаботнее
Немеет нелюдим.
(180, с. 50–51)
С. 188 Впрочем, в стеклянный ящик, “чтобы ему поклонялся народ”, уложили не Мандельштама, а погубившего его Сталина. – Забальзамированное тело Иосифа Виссарионовича Сталина (1878–1953) было помещено в Мавзолей рядом с телом Ленина 9 марта 1953 г. (а в 1961 г. тело диктатора из Мавзолея вынесли).
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу