– Тебе понравилось. Бери. Она твоя!
Только после того, как Георгий Иванов признался ему в своем суеверном страхе перед мумиями, ему удалось освободиться от этого драгоценного подарка” (281, с. 6–7).
Отметим, что пересказанная здесь история Г. Иванова о “божественной ручке” и Шилейко подозрительно перекликается с анекдотом о Шилейко, который составил основу одного из (квази)мемуарных очерков самого Иванова. В этом анекдоте Шилейко тайно и на короткое время заимствует из музея руку мумии, чтобы некий столяр ее волшебным образом оживил (157, т. 3, с. 378–382). Вероятно, из-за этого сходства О. и исключила рассказ о “божественной ручке” из книжного варианта НБН.
Интересно, что в разговоре с Л. Чуковской 8 июня 1940 г. Ахматова косвенно подтвердила правдивость комментируемого фрагмента НБН; во всяком случае, ее логика была подобна той, которую О. в этом фрагменте приписывает Гумилеву: “Коля был очень уязвлен, когда я его оставила, и женился как-то наспех, нарочно, назло” (405, т. 1, с. 38).
…я отправился на Эртелев переулок делать предложение Анне Энгельгардт… – В справочнике “Весь Петроград на 1923 год” на с. 548 указан следующий адрес Николая Александровича Энгельгардта: Эртелев переулок, д. 18.
С. 173–174 Злые языки пустили слух, что она дочь не профессора Энгельгардта, а Бальмонта. – Никогда не выходите замуж за поэта, помните – никогда! – Мать Анны Энгельгардт Лариса Михайловна Энгельгардт (урожд. Гарелина; 1864–1942) действительно была первой женой Бальмонта, и в этом браке у них родился сын. С Анной Энгельгардт у Бальмонта осенью 1915 г. был короткий роман. Впрочем, в письме к своей тогдашней гражданской жене Е. Цветковской он сообщил, что намеревается стать для Анны “старшим ласковым братом” (11, с. 361).
О жизни Анны Энгельгардт после гибели Гумилева Ю. Оксман писал: “Судьба ее была очень трагична – в пору НЭПа она плясала в дешевых кабачках и подвалах, входила в число «герлс», легко продавалась, пользовалась репутацией проститутки. Она была женщиной очень небольшого ума, но горе, нищета и положение вдовы Гумилева не могли обеспечить ей нормального человеческого существования. Полубезумный отец <���…>, больной брат <���…>, больная и очень некрасивая (похожая на Ник<���олая> Ст<���епановича>) дочка – вот что запомнилось мне” (307, с. 28). Приведем также запись из дневника К. Чуковского от 26 сентября 1927 г.: “Видел жену Гумилева с девочкой Леночкой. Гумилева одета бедно, бледна. <���…> Леночка – золотушна. Страшно похожа на Николая Степановича – и веки такие же красные” (409, с. 417).
О том, как Анна Гумилева воспитывала дочь, вспоминал брат второй гумилевской жены А. Энгельгардт в письме к Д. Максимову: “Она то ласкала ее, то ругала. Когда у нее были деньги, она потихоньку от всех угощала ее, развивая в ней скупость, жадность и т. д.” (11, с. 377). О внешности и характере Елены Гумилевой вспоминала Л. Волынская: “Умственно ограниченная. В детстве очень бледная, незаметная, со светлыми волосами. В юности очень красивая девушка, но капризная и грубая, обижала стариков Энгельгардтов. Еле закончила школу, затем работала на почте” (там же, с. 379). Приведем также портретную словесную зарисовку О. Гильдебрандт-Арбениной: “…я видела ее с дочкой – Леночкой – высокой, белокурой, с размытыми бледно-голубыми косящими глазами – акварельной, хорошенькой дочкой Гумилева” (96, с. 464).
О смерти второй жены, дочери, тещи и тестя Гумилева в блокадном Ленинграде А. Энгельгардт писал Д. Максимову со слов бывшей домработницы их семьи: “Сначала умер отец, потом мама, потом Аня, которая страшно мучилась от голода и холода. Лена умерла последней” (11, с. 375).
С. 174 …или читает сказки Андерсена. – Возможно, речь идет о том издании сказок Ганса Христиана Андерсена (Hans Christian Andersen; 1805–1875), которое было первой книгой, прочитанной самим Гумилевым. Эту книгу “по рассказам Ахматовой, Гумилев хранил и часто перечитывал” (355, т. 1, с. 40).
С. 174 Когда-то я мечтал о жене – веселой птице-певунье. – Отсылка к стихотворению Гумилева об Ахматовой 1911 г.:
Из логова змиева,
Из города Киева,
Я взял не жену, а колдунью.
А думал забавницу,
Гадал – своенравницу,
Веселую птицу-певунью .
Твержу ей: крещеному,
С тобой по-мудреному
Возиться теперь мне не в пору;
Снеси-ка истому ты
В Днепровские омуты,
На грешную Лысую гору.
Покликаешь – морщится,
Обнимешь – топорщится,
А выйдет луна – затомится,
И смотрит, и стонет,
Как будто хоронит
Кого-то, – и хочет топиться.
Молчит – только ежится,
И все ей неможется,
Мне жалко ее, виноватую,
Как птицу подбитую,
Березу подрытую
Над очастью, Богом заклятою.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу