Уильям Моэм: Английский язык с У. С. Моэмом. На окраине империи. Рассказы

neighbour ['neIbq], willingly ['wIlINlI], vagary ['veIgqrI], glamour ['glxmq], peculiarity [pI" kju: lI'xrItI], culprit ['kAlprIt], alcoholism ['xlkqhOlIz(q)m]

There are few families that have not among their members one whom, if their neighbours permitted, they would willingly forget, and they are fortunate when the lapse of a generation or two has invested his vagaries with a romantic glamour. But when he is actually alive, if his peculiarities are not of the kind that can be condoned by the phrase, "he is nobody's enemy but his own," a safe one when the culprit has no worse to answer for than alcoholism or wandering affections, the only possible course is silence. And it was this which the Longstaffes had adopted towards Arnold Jackson.

They never talked of him (они никогда о нем не говорили). They would not even pass through the street in which he had lived (они даже не ходили по той улице, на которой он жил). Too kind to make his wife and children suffer for his misdeeds (/будучи/ слишком добрыми, чтобы заставить его жену и детей страдать за его злодеяния), they had supported them for years (они многие годы поддерживали их), but on the understanding that they should live in Europe (но на том условии, что они будут жить в Европе; understanding — понимание; условие ). They did everything they could to blot out all recollection of Arnold Jackson (они делали все возможное, чтобы уничтожить все воспоминания об Арнольде Джексоне; to blot out — закрывать, заслонять; уничтожать, разрушать ) and yet were conscious that the story was as fresh in the public mind (и в тоже время они понимали, что в /глазах/ общественности: «в общественном мнении» эта история была все так же свежа) as when first the scandal burst upon a gaping world (/как и в тот момент/, когда скандал впервые разразился перед изумленным миром; to burst — взрываться, разрываться; внезапно вспыхнуть, разразиться; to gape — зевать; глазеть, смотреть в изумлении/на что-либо/ ).

recollection ["rekq'lekS(q)n], conscious ['kOnSqs], scandal [skxndl]

They never talked of him. They would not even pass through the street in which he had lived. Too kind to make his wife and children suffer for his misdeeds, they had supported them for years, but on the understanding that they should live in Europe. They did everything they could to blot out all recollection of Arnold Jackson and yet were conscious that the story was as fresh in the public mind as when first the scandal burst upon a gaping world.

Arnold Jackson was as black a sheep as any family could suffer from (Арнольд Джексон был такой паршивой овцой, от которой могла бы пострадать любая семья). A wealthy banker (состоятельный банкир), prominent in his church (/занимающий видное место/ в церкви; prominent — выступающий, торчащий; известный, выдающийся ), a philanthropist (филантроп), a man respected by all (всеми уважаемый человек), not only for his connections (не только за его связи) (in his veins ran the blue blood of Chicago (в его жилах текла голубая кровь Чикаго)), but also for his upright character (но также за его честность: «честную репутацию»; upright — вертикальный; честный, справедливый ), he was arrested one day on a charge of fraud (в один прекрасный день он был арестован по обвинению в мошенничестве); and the dishonesty which the trial brought to light (и обман, который обнаружил суд; dishonesty — нечестность; обман; trial — испытание, проба; судебное разбирательство, суд; to bring — приносить ) was not of the sort which could be explained by a sudden temptation (был такого сорта, что не мог быть объяснен внезапным соблазном); it was deliberate and systematic (он был преднамеренным и систематическим). Arnold Jackson was a rogue (Арнольд Джексон оказался жуликом/мошенником). When he was sent to the penitentiary for seven years (когда его отправили в тюрьму на семь лет) there were few who did not think he had escaped lightly (все подумали: «было мало таких, кто не подумал», что он легко отделался; to escape — бежать/из заключения/;избежать/опасности/,отделаться ).

wealthy ['welTI], philanthropist [fI'lxnTrqpIst], fraud [frO: d], dishonesty [dIs'OnIstI], rogue [rqVg], penitentiary ["penI'tenS(q)rI]

Arnold Jackson was as black a sheep as any family could suffer from. A wealthy banker, prominent in his church, a philanthropist, a man respected by all, not only for his connections (in his veins ran the blue blood of Chicago), but also for his upright character, he was arrested one day on a charge of fraud; and the dishonesty which the trial brought to light was not of the sort which could be explained by a sudden temptation; it was deliberate and systematic. Arnold Jackson was a rogue. When he was sent to the penitentiary for seven years there were few who did not think he had escaped lightly.

When at the end of this last evening the lovers separated (когда в конце этого последнего вечера влюбленные расстались) it was with many protestations of devotion (/то расставание сопровождалось/ множеством заверений в любви; devotion — преданность, приверженность; глубокая привязанность, любовь ). Isabel, all tears, was consoled a little by her certainty of Edward's passionate love (Изабелла, вся в слезах, немного утешилась своей уверенностью в страстной любви Эдварда). It was a strange feeling that she had (она испытывала довольно странное чувство). It made her wretched to part from him (она была несчастной, расставаясь с ним) and yet she was happy because he adored her (и в то же время она была счастлива, потому что он обожал ее).

This was more than two years ago (это было более чем два года тому назад).

protestation ["prOtI'steIS(q)n], certainty ['sWtntI], wretched ['retSId]

When at the end of this last evening the lovers separated it was with many protestations of devotion. Isabel, all tears, was consoled a little by her certainty of Edward's passionate love. It was a strange feeling that she had. It made her wretched to part from him and yet she was happy because he adored her.

This was more than two years ago.

He had written to her by every mail since then (с тех пор он писал ей с каждой почтой), twenty-four letters in all, for the mail went but once a month (всего /он написал/ двадцать четыре письма, так как почта отправлялась только раз в месяц), and his letters had been all that a lover's letters should be (и его письма были совершенно такими, какими должны быть письма влюбленного). They were intimate and charming, humorous sometimes, especially of late, and tender (они были сокровенными и чарующими, иногда забавными, особенно в последнее время, и нежными). At first they suggested that he was homesick (сперва они явно показывали, что он тоскует по дому; to suggest — предлагать, советовать; вызывать/ассоциацию/,наводить/на мысль/ ), they were full of his desire to get back to Chicago and Isabel (они были полны его сильного желания вернуться в Чикаго и к Изабелле); and, a little anxiously, she wrote begging him to persevere (и, немного обеспокоенная, она писала ему, умоляя его упорно продолжать /работу/). She was afraid that he might throw up his opportunity and come racing back (она боялась, что он может бросить эту возможность и стремительно вернуться назад). She did not want her lover to lack endurance (ей не хотелось, чтобы ее возлюбленному недоставало стойкости) and she quoted to him the lines (и она процитировала ему следующие строчки; line — строка; стих, строчка стиха ):