Дональд Джонсон: Птичий вольер в “Аде” Набокова

Соединение двух “венечных” тем романа — птичьей и вагинальной — происходит в сцене dbauche a trois, которая выписана в духе “полотна, принадлежащего к венецианской (sensu largo) школе и воспроизведенного (в “Запретных шедеврах”) 33 33 Немного раньше Люсетта рассказывает о том, как она “копировала эротические рисунки из альбома “Запретные шедевры”, который мы отыскали… в брошенном Белле бауле, полном корсетов и хрестоматий” (362). , с тщанием, достаточным для того, чтобы выдержать придирчивый просмотр vue d’oiseau любого борделя” (406). На Люсетте — “ночнушка цвета ивовой листвы” (404); у Ады — алмазное ожерелье. Устроившись в кровати Ады, они решают, что заказать на завтрак. Люсетта порывается уйти, поскольку из ванной “величаво” (405) появляется обнаженный Ван, однако она остановлена Адой, чья “алчная” рука срывает с нее ночную сорочку, и Люсетта падает на спину. “Локоны ее струйками оранжевого пламени растеклись по черному стеганому бархату изголовья” (405). Лаская Люсетту, Ада ведет рукой вниз, “к самой жар-птице”, некогда уже виденной Ваном, но ныне вполне оперившейся и по-своему столь же чарующей, как его возлюбленный сизый ворон” (406) — контраст, который повторяется, когда Ван едет на встречу с Адой в Монтру и замечает “нависающую вершину Sex Noir, Черной скалы” (487), рифмующейся с упомянутой ранее Sex Rouge (Секс-Руж — Красная скала) (35). Здесь тематический узор птичьих хохолков сплетается с темой анатомического “низа”, заданной “crest’ами/ крестиками”. Люсетта, райская птица, сливается с жар-птицей из русской народной сказки; Ада — с вороном, образом ее отца — Демона 34 34 Связанный с Адой мотив “креста/krestik’а” в другом месте представлен так: “Ада выглядела словно сон о черно-белой красе, pour cogner une fraise, тронутый fraise в четырех местах — симметричной королевой червей” (361). . Сцена описана подробно, словно в “отражении потолочного зеркала” (406), но внимание при этом фокусируется не столько на участниках, сколько на деталях обстановки, в частности, на заново оклеенной обоями стене, “изукрашенной в честь центральной девы перуанскими “медоносами”, со слетающимися на них… дивными колибри (Loddigesia Hummingbirds)” (407). Два хвостовых пера у этой “дивной” птички сильно вытянуты, и, скрещиваясь друг над другом, они заканчиваются эффектным веером — особенность, роднящая колибри с королевской райской птицей Люсетты 35 35 Колибри Loddigesia Hummingbirds, по-видимому, заимствована из издания: Adolf Portmann , Animal Forms and Patterns: A Study of the Appearance of Animals. Trans. Hella Czech, III. Sabine Baur. New York: Schocken Books, 1967. Fig. 117, p. 219. Дмитрий Набоков в своем эссе “Вновь в комнате отца” упоминает о рукописной заметке на настольной репродукции “Благовещения” Фра Анжелико, отсылающей к иллюстрации на C.110 книги Портманна. .

Мотивный комплекс “crest”, “крест”, “krest”, “крестик”, “клитор” и “clitoris” в “Аде” изумительно богат. Занимательный и содержательный в одном — птичьем — измерении, он вскоре повторяется и расширяется еще одним измерением, которое внешне никак не связано с первым. Серия “птичьих” мотивов, на первый взгляд, явно сливается с сексуальными мотивами. Существующий в нескольких измерениях тематический узор хохолков, особенно в сопровождении вспомогательных элементов — “пениса” и “губ”, — представляет, возможно, самый искусный и тщательно выстроенный мотивный лабиринт в романах Набокова, хотя в большей степени декоративный и менее целостный, чем мотив ключей в “Даре” (Johnson, 93-106).

Тема эта откликается эхом в финале “Ады”. Бывшая любовница Вана, Кордула де Прей, выходит замуж за некоего Ивана Тобака, корабельного магната, чьи каравеллы много лет назад открыли Руссоамерику. Кордула, наставившая своему мужу рога, дает Вану свой “совершенно секретный адрес”, записав его на визитной карточке с гербом супруга (441) 36 36 В английском оригинале — “crest”. Слово это имеет несколько значений. Одно из них — “гребешок, хохолок”; другое — герб. (Прим. пер.). . Гребешок (на этот раз в виде “рогов”) тесно связан с традиционной эмблемой супружеской измены, которая, конечно, происходит от названия и крика кукушки (Boyd, Ada, 157) 37 37 В оригинале связь между словами гораздо более очевидна: кукушка — сuckoo, наставить рога — to cuckold. (Прим. пер.). . Перед тем, как прыгнуть с борта “Адмирала Тобакоффа”, Люсетта, чтобы написать предсмертную записку, тщетно пытается найти клочок простой бумаги, “без короны или каравеллы” (474). Эти же каравеллы вновь появляются на последних страницах “Ады”, когда повествователь размышляет: “…не схожи ли воспоминания нашего детства с каравеллами виноземцев, над которыми праздно кружат белые птицы снов?” (561) Чайки, Larus, rieusse, la rousse, Люсетта? 38 38 Читатель-орнитолог может быть озадачен одной деталью. В “Аде” мотивный ряд, соотнесенный с хохолковыми птицами, большей частью связан с женскими образами, в то время как в природе столь щедро украшены обычно самцы. Либо Набоков позволил себе вольность, либо обмен ролями — один из атрибутов Антитерры, где все (или почти все) наоборот. Заметим, например, что даже секс в романе “обманывает природу”, что в специфической романной терминологии обозначено понятием “positio torovago” (позитио раковато) (134).