Гектор Манро: Вольер

— Эти вольеры в зоологических садах — такое значительное усовершенствование по сравнению со старомодными клетками для диких животных, — сказала миссис Джеймс Гартлберри, откладывая иллюстрированный журнал. — Они создают иллюзию наблюдения за животными в их естественной среде обитания. Интересно, эта иллюзия действует и на животных?

— Это зависит от животного, — откликнулась ее племянница. — Домашняя птица из джунглей, например, без сомнения подумает, что ее законная среда обитания абсолютно точно воспроизведена, если вы дадите ей несколько особей противоположного пола, много разного продовольствия — вроде семян и муравьиных яиц, большой участок свободной земли, чтобы там вволю поваляться, удобное ветвистое дерево, и парочку конкурентов, чтобы сделать жизнь поинтереснее. Конечно, должны быть дикие кошки, хищные птицы и другие носители внезапной смерти, это создаст полную иллюзию свободы, но собственное воображение птицы способно их сотворить — вспомните, какие сигналы опасности издают наши собственные куры, если грач или обычный голубь пролетают над выводком цыплят.

— Ты думаешь, что у них действительно возникнет своего рода иллюзия, если им предоставить достаточно места…

— Только в некоторых случаях. Ничто не заставит меня поверить, что какой-нибудь акр среды естественного обитания подействует на волка или тигра, которые привыкли в диком состоянии бродить по лесу всю ночь. Задумайтесь о богатстве звуков и запахов, обо всех соблазнах, которые откроются перед настоящей дикой тварью, когда она выходит из логовища вечером, зная, что через несколько минут будет носиться по удаленным охотничьим угодьям, где ее ожидают все радости и удовольствия погони; задумайтесь о том, как насыщается мозг, когда каждый шелест, каждый крик, каждый согнутый прутик и каждое дуновение ветра у ноздрей означает что-то, имеющее прямое отношение к жизни, смерти и еде. Вообразите эти удовольствия — выбирать свое собственное место у водопоя, выбирать свое собственное дерево, на котором можно точить когти, находить свое собственное сухое травяное ложе, на котором можно валяться вволю. А теперь вместо всего этого представьте ограниченное пространство для прогулок, которое останется одним и тем же, бежите вы или ползете по нему, пространство, насыщенное несвежими, неизменными ароматами, наполненное криками и шумами, которые не представляют ни смысла, ни интереса. Как замена узкой клетки нововведения превосходны, но я думаю, что они — всего лишь слабая имитация свободной жизни.

— Очень уж гнетущее представление, — сказала миссис Гартлберри. — Они кажутся такими просторными и такими естественными, но я полагаю, многое из того, что кажется естественным для нас, будет бессмысленным для дикого животного.

— Вот где начинают действовать столь сильные у нас способности к самообману, — заметила племянница. — Мы способны проживать глупые, нереальные, ничтожные жизни в собственных вольерах, и при этом убеждаем себя, что мы — по-настоящему свободные мужчины и женщины, ведущие разумное существование в разумной сфере.

— Но, боже правый, — воскликнула тетушка, шокированная и вынужденная занять оборонительную позицию, — мы ведем разумное существование! Что же, спрашивается, ты считаешь несвободой? Мы просто ведем себя в соответствии с обычными приличиями, принятыми в цивилизованном обществе.

— Мы скованы, — сказала племянница спокойно и безжалостно, — границами доходов и возможностей, а прежде всего — недостатком инициативы. Для некоторых людей ограниченный доход не имеет особого значения, на деле он часто помогает очень многого добиться в жизни; я уверена, что существуют мужчины и женщины, которые делают покупки на задворках Парижа, приобретая четыре морковки и кусочек мяса на день, при этом они ведут совершенно реальное и богатое событиями существование. Недостаток инициативы — вот что действительно приносит вред, и вот где вы, я и дядя Джеймс так безнадежно ограниченны. Мы — всего лишь животные, блуждающие по своим вольерам, с тем отличием не в нашу пользу, что на животных там смотрят, но никто не хочет смотреть на нас.

На самом деле тут и не на что смотреть. Нам холодно зимой и жарко летом, а если нас ужалит оса — что ж, это инициатива осы, но никак не наша; все, что мы делаем, сводится к унылому ожиданию. Всякий раз, когда мы достигаем местной славы или известности, это происходит как-то косвенно. Если случается хороший год для магнолий, в окрестностях замечают: «Вы видели магнолии Гартлберри? Это совершенные цветы», и мы идем всем рассказывать, что распустилось пятьдесят семь бутонов вместо тридцати девяти в прошлом году.