Борис Тимофеев - Правильно ли мы говорим?

Когда-то на Руси говорили «л е́сы». В данном случае вторая форма давно победила. Значит, она является более новой. Борьба ведется и в настоящее время. Возьмем такое современное слово, как «трактор». А множественное число? «Тр а́кторы» и «трактор а́» борются между собой, с переменным успехом, но «трактор а́», кажется, одержат победу.

Как же возникает в быту вторая форма?

А вот как.

На днях я случайно услышал фразу: «В нашей заводской столовой хорошие суп а́...» Почему говоривший сказал «суп а́», а не «суп ы́»?

Может быть, кто-нибудь мне скажет: «Так говорят люди, не знающие грамматики». Допустим. Но почему же тогда никто из тех же людей, «не знающих грамматики», не скажет вместо «тр у́пы» — «труп а́»?

В свое время, когда я пришел в военкомат сниматься с военного учета по возрасту, сотрудница в окошечке, взяв мои паспорт и повестку, сказала своей соседке: «Маня! Возраст а́пришли...» Почему она сказала «возраст а́», а не «в о́зрасты»? Но оставим это на ее совести

Выводы.

«Вторая форма» продолжает наступление. Кто знает: может быть, через сто лет «инженер а́» или «офицер а́» получат «права гражданства» в нашем языке!...

* * *

«Я взял стакана...»

Эту фразу я услыхал от одного знакомого нерусской национальности.

Услыхал и подумал: а почему он так сказал? И сразу передо мной предстала одна удивительная особенность русского языка, — особенность, которой нет ни в одном другом языке.

А именно: винительный падеж слов мужского рода зависит от того, относится он к неодушевленному предмету или к одушевленному; в первом случае он совпадает с именительным падежом, а во втором — с родительным

Поясню примерами.

Мы говорим: «Я вижу бук» (дерево), но «я вижу быка», «я вижу хлеб», но «я вижу Глеба», «я вижу салат», но «я вижу солдата», «я вижу дуб-великан», но «я вижу лесоруба-великана», — и т. д.

Приведу еще более разительные примеры: «Я встретил знакомого москвича, который недавно купил «Москвич»... «Я спросил своего вагонного спутника, видел ли он искусственный спутник Земли...»

Итак — существует точное правило. А исключения? Есть и исключения. Они связаны преимущественно с теми обстоятельствами, когда одушевленный предмет перестает быть одушевленным: «Я съел вареного рака»

«я начал есть маринованного судака», «я ем жареного гуся»...

Во всех приведенных случаях, казалось бы, следовало сказать: «Я съел вареный рак», «я начал есть маринованный судак», «я ем жареный гусь»... Ведь я ем всё это не в живом виде. Однако мы, очевидно, по знакомому нам «закону инерции речи», говорим так, как говорили о предмете, когда он был одушевленным.

Предвижу возражение оппонента: «Я говорю "я ем гуся" потому, что я ем не всего гуся, а только часть его...»

Отвечаю: ну, а когда я говорю «я ем вареного рака», то я ведь ем его всего, а не часть рака» (весь рак-то на один укус)!

Заметим, что та особенность русского языка, которую мы сейчас рассмотрели, весьма затруднительна для иностранцев и вообще для лиц нерусской национальности.

Вот почему мой знакомый сказал: «Я взял стакана...»

* * *

«Представляет собой» или «представляет из себя» — что правильнее?

* * *

«Они чтят» или «они чтут»?

«Чтить» — глагол второго спряжения. Грамматически правильно «чтят», а не «чтут». Ведь мы говорим: «они мстят», а не «мстют», «льстят», а не «льстют», «мостят», а не «мостют». Однако форма «чтут» совершенно не режет слуха. Почему? Еще одна загадка русского языка.

* * *

«Находясь на переднем крае, я всё время был на краю гибели...» Почему мы в одном случае говорим «крае», а в другом — «краю»?

* * *

«Наверное» и «наверно»...

Первое, по-моему, означает что-то вероятное на сто процентов, второе — на пятьдесят (конечно, не математически, а образно).

Почему же такие различные понятия выражаются в такой схожей форме? Согласитесь сами, что, например, во фразах: «Больной наверное выздоровеет» или «Больной, наверно, выздоровеет», — есть весьма существенная разница.

Народ давно это почувствовал, и потому рядом с формой «нав е́рно» есть «усилительные» формы «нав е́рное» и «наверняк а́».

«Слова-антиподы»

Один читатель — проживающий в Ленинграде врач Г. Б. Печерский — прислал мне письмо, в котором привел фразы со словами, имеющими прямо противоположный смысл, а именно: