Владимир Козаровецкий - Тайна Пушкина. «Диплом рогоносца» и другие мистификации

За время ссылки на Юге Пушкин в чине не повышался, перед ссылкой в Михайловское он был уволен. В 1830 году Бенкендорф «предлагал ему камергера» в обмен на службу в канцелярии III отделения — Пушкин отказался. В 1831 году, после знакомства царской четы с Натальей Николаевной в Царском Селе, Пушкин был восстановлен в Иностранной коллегии в прежнем чине, без обязательств появляться на службе. Уже после его смерти, во время военно-судного дела выяснилось, что его тайно сделали камергером, о чем он даже не знал, но эту информацию мгновенно замяли. В любом случае вплоть до конца 1835 года, когда уже был закончен «Ревизор», Пушкин был в чине титулярного советника, что и в самом деле « немного меньше» коллежского асессора, и действительно никогда не был обременен обязанностью появляться в присутствии.

Всем приведенным цитатам из пьесы можно было бы дать такое же «документальное» подтверждение в виде отрывков из воспоминаний современников, но это слишком загромоздило бы изложение; к тому же почти все использованные Гоголем пушкинские черты и привычки и подробности его образа жизни сегодня уже общеизвестны. Однако еще пару любопытных реплик Хлестакова мы все же поддержим и документально.

«А один раз меня приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем». ( III, 6)Этой реплике соответствуют воспоминания П. И. Миллера о встрече с Пушкиным в Царском Селе в 1831 году: «Многие расставленные по саду часовые ему вытягивались, и еслион замечал их, то кивал им головою». Но известен и более забавный факт, когда цензор В. Н. Семенов, увидев толпу на Невском, решил, что встречают выезд императора, и, приготовившись, снял шляпу; оказалось, что толпа любопытных сопровождает гуляющего Пушкина. «Таким образом, — писал по этому поводу Будыко, — Хлестаков не преувеличил, а преуменьшил оказанное ему внимание: ведь Пушкин был принят не за главнокомандующего (в то время — командующего столичным военным округом. — В. К.) , а за императора, о чем, конечно, в пьесе того времени написать было нельзя».

И, наконец, реплика Хлестакова «Меня сам Государственный совет боится». ( III, 6)

Здесь Гоголь блестяще обыграл тот факт, что Государственным Советом в августе 1828 года после расследования по делу о стихотворении «Андрей Шенье» «поручено было иметь за ним (Пушкиным. — В. К.) в месте его жительства секретный надзор» (председатель Государственного Совета граф В. П. Кочубей — главнокомандующему в столице графу П. А. Толстому), причем решение это при жизни Пушкина так и не было отменено.

Разумеется, поэту польстил хлестаковский пассаж, свидетельствовавший перед всей театральной публикой, а значит — и перед всем высшим светом, о славе Пушкина:«Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге.Бывало, часто говорю ему: „ Ну что, брат Пушкин? “ — „ Да так, брат, — отвечает, бывало, — так как-то все… “ Большой оригинал». ( III, 6). И наверняка публика в этом месте смеялась. Но Пушкин, катавшийся от смеха во время известного чтения Гоголем комедии в присутствии Жуковского и других литераторов, смеялся не над этим — его смешили в репликах Хлестакова обыгранные Гоголем факты из его, пушкинской жизни.

Сказанное наконец-то объясняет смысл фразы, брошенной Пушкиным жене по возвращении домой после этого чтения: «С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя». Обычно гоголеведы и пушкинисты понимают ее как свидетельство того, что Гоголь, использовав рассказанный Пушкиным сюжет, «Ревизором» «обобрал» Пушкина. Между тем фраза эта имеет другой — и во многом мистификационный — смысл. Несомненно, Будыко был прав, утверждая, что имела место совместная, Пушкина и Гоголя игра, что использовать этот набор реплик с отсылками к пушкинской биографии Гоголь мог себе позволить только при согласии Пушкина и что «созданная Гоголем и Пушкиным мистификация, которую не могли понять рядовые зрители спектакля „Ревизор“, должна была доставить массу удовольствия любителю остроумных шуток Пушкину, который смеялся на протяжении всего чтения пьесы Гоголя». С другой стороны, некоторые факты, использованные драматургом, были таковы, что Пушкин и заикнуться по этому поводу не мог вслух: Гоголь «обирал… так, что и кричать нельзя».