Я знаю, я знаю,
Кто чаше – хозяин!
На легкую ногу – вперед– башней
В орлиную ввысь!
И крылом – чашу
От грозных и розовых уст –
Бога!
Это стремление ввысь сопровождает ее всю жизнь, исследователи-биографы не раз подчеркивали, что Марина Цветаева рассказывала, как по ночам, во снах, она летала куда-то высоко.
Ввысь– мой тайновидческий путь.
Из недр земли – и до неба: отсюда
Моя двуединая суть…
Отлетавшие – останутся
Дальше – высь.
В час последнего беспамятства
Не очнись.
Луна – лунатику, 1923
Образ птицы, летящей и поющей, включен и в целый ряд других стихотворений автора:
Бог меня однупоставил
Посредибольшого света. –
Ты не женщина, а птица,
Посему – летай и пой.
1918
В «Новогодней» (1922) образ птицы осложнен символами орла и «залетного лебедя»:
Гуляй пока хочется
В гостях у орла!
Мы – вольные летчики,
Наш знак – два крыла!
Так, полетность как состояние души, полет как движение в огромном пространстве предстают перед нами как реализаторы-номинаторы не только пространственных отношений, в первую очередь – это символ вознесения. Архетип полета – это и понятие святости, переход через границы и абсолютная свобода. Стремление отрешиться от реального мира и устремиться ввысь – это стремление расширить пространство-мир. Такая интерпретация, на первый взгляд, входит в противоречие с другим мотивом в творчестве Марины Цветаевой (это мотив круга, закона). Специфическое представление, например, пространственных значений обнаруживаем и в другом стихотворении (1917):
И на грудь, где наши рокоты и стоны,
Опускается железное крыло.
Только в обруче огромного закона
Мне просторно– мне спокойно – мне светло.
В этом куплете эксплицировано своеобразное локативное представление автора. Несовместимые по значению понятия обруч (замкнутый круг) и синонимичный ряд слов категории состояния, предикативов, номинирующих покой, уют, позволяют сконструировать следующее понимание поэтом пространства: состояния благодати при «железной перчатке» (законе), который окружает человека со всех сторон.
Стихотворение «Жизни с краю», написанное уже в зрелом возрасте (1935), характерно асимметрией языковых средств, выражающих локативные типы значений: предложные конструкции имен, наречия, глаголы активного и направленного движения – все вместе создают миникартину пространства в движении, где асимметрично все: в первую очередь позиция Я-субъек-та и всего остального.
Жизни с краю,
Середкою брезгуя,
Провожаю –
Дорогу
железную.
Века с краю
В запретные зоны
Провожаю
Кверх
лбом – авионы.
Почему же,
О люди в полете!
Я – «отстала»,
А вы – отстаете,
Остаетесь.
Крылом – с ног сбивая,
Вы несетесь,
А опережаю–
Я?
Осознавая, насколько окружающий мир, люди, даже те, кто «в полете», отстает от нее, в боли и горечи от одиночества в этом огромном мире, стремясь эту отдаленность передать и в языковом окружении, поэт использует здесь и паронимию, и антонимию, лексические повторы, контекстуальный антитезис (вы несетесь – а опережаю я).
Имена как номинаторы локативных типов значений
Из имен, самыми насыщенными локативными типами значений следует назвать слова: земля, Москва, верста, дом, город, путь. Концептуальными представлены отвлеченные имена, имеющие в своем составе суффиксы -ость, – от. Например, в стихотворении, написанном еще молодым поэтом, но уже знающим всю правду и все! «Я знаю правду!» (1913):
Уж ветер стелется, уже земля в росе.
Уж скоро звездная в небе застынет вьюга,
И под землеюскоро уснем мы все,
Кто на землене давали уснуть друг другу.
Я вижу, я чувствую – чую Вас всюду!
– Что ленты от Ваших женихов!
– Я Вас не забыла и Вас не забуду
Во веки веков.
Таких обещаний я знаю бесцельность,
Я знаю тщету.
– Письмо в бесконечность
– Письмо в беспредельность.
– Письмо в пустоту.
Пространство как 'бесконечность', 'беспредельность', 'пустота' представлено таким образом не только непосредственно самими словами, с указанной семной составляющей, но и продолжительными рядами однотипных слогов, требующих одной продолжительной и затяжной интонации.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу