Устная народная поэзия в целом отражает также и реальную жизнь в ее конкретных проявлениях, например, в новеллистических сказках, частично в семейно-бытовых песнях и т. д., однако в традиционном фольклоре его почвой является не только реальная жизнь, но и тот идеальный быт, который конструируется в произведениях фольклора его создателями. Многие объекты традиционного фольклора условны, его лексика отражает действительность часто в фантастическом преломлении. Многие реалии фольклора связаны с религиозными представлениями древних славян, они соотносятся с ритуалом, а не с конкретно реалистической, бытовой действительностью. Многие мотивы архаического фольклора тоже ближе к религиозной системе, к ритуалу, чем к повседневной действительности [113]. Лексика в таком фольклоре приобретает метафорический характер, ее конкретная информативность уменьшается. Семантика этой лексики задана заранее, задача ее – соответствовать ритуалу, а не рисовать конкретную реалистическую ситуацию. При анализе семантики фольклорной лексики всегда необходимо учитывать этот семиотический аспект фольклора, его остаточную ритуальность. Например, лебедь, ворон – это и разные птицы, и «светлое» и «темное» [114]; лес – это «лес» и «не-дом, нечто чужое» [115]и т. д.
Условность художественной модели действительности в произведениях устной поэзии выражается не только в условности места действия, например, в сказках (в тридевятом царстве, близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли и под.), но и в условности фольклорного времени [116]. В фольклоре широко наблюдается переключение из правды деталей, вещей, конкретного хода событий в правду характеров, этики, морали, исторической концепции.
См.: Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Т. I–II. М.: Учпедгиз, 1958. С. 413.
Подобное сокращение в ст. – русск. или в значении приблизительности: и отяша полонъ всь (у Литвы), а княжищь (родит. = Литовских) ис че (Александр) или более 8, Новг. лет., 1, 54, 32 (т. е. осмь или болэ осми).
«Ни мал, ни велик» – ирония, за чем обычно следует определение чрезмерной малости или чрезмерной величины.
См.: Потебня A.A. Из записок по русской грамматике. Т. I–II. М.: Учпедгиз, 1958. С. 446.
Евгеньева А.П. О некоторых особенностях русского устного эпоса. // Труды отдела древнерусской литературы. VI, 1948. С. 154–192; VII, 1949, С. 168–215.
Уже П.Н. Рыбников обратил внимание на индивидуальные особенности исполнения былин, а также на некоторые слова и обороты речи, свойственные тому или иному сказителю (см. Песни, собранные П.Н. Рыбниковым, т. 1, изд. 2-е, 1909. С. XCIV–XCVI). Об индивидуальном стиле исполнения былин одного из крупнейших сказителей (В. Щеголенка) см. статью Н.В. Васильева «Из наблюдений над отражением личности сказителя в былинах» (ИОРЯС, т. XII, кн. 2-я, 1907. С. 170–196).
Разумеется, речь идёт о хороших вариантах хороших исполнителей. В противном случае все закономерности оказываются сбитыми.
Ср., однако, мнение Н.Н. Алексеева об исконно русском характере значительного слоя неполногласной лексики.
Очень редки случаи, когда сказитель употребляет непонятные для него слова (на них всегда обращают внимание собиратели). Когда слово не связано с реалией или воспоминанием о ней и утратило свой смысл для сказителя, оно сначала подвергается переосмыслению по принципам народной этимологии и вместе с этим неизбежно искажается, а далее выбрасывается из текста.
Потебня А.А. Из записок по теории словесности. Харьков, 1905. С. 143.
Подробно об этой песне см. нашу статью «Языковые особенности «песни о рябине» в записи 1699 г. как материал ее локализации» (Уч. Зап. Лен. гос. пед. инст., т. XV, Фак. яз. и лит., 1956. С. 163–181).
См. таблицу сопоставления. Среди известных нам 13 записей, сделанных в XIX и XX вв., нет совпадающих между собой, но некоторые довольно близки друг другу: например, текст песни, записанный А.С. Машкиным в 1861 г. в Обоянском у., близко стоит к записи С. Чеканова 1880 (см. этот текст в сборнике: Русская баллада. Библиотека поэта. Л., 1936. С. 220–221).
Гильфердинг А.Ф. Олонецкая губерния и ее народные рапсоды // Онежские былины, 1. М.; Л., 1949. С. 57.
«Иные стихи, группы стихов западали в ухо, как нечто целое, как формула, один из простейших элементов песенного склада, и лирическая песня пользуется ими в разных сочетаниях, как эпическая – тавтологией описаний, сказка определеным кругом постоянных оборотов. Изучение подобного рода обобщенных, бродячих формул положит основы народно-песенной и сказочной морфологии» (Веселовский А,Н, Историческая поэтика. Л., 1940. С. 169).
Читать дальше