В первом абзаце я говорю о коридорах из cretone, это архаизм, обозначающий землю, богатую мелом. Уивер переводит chalk («мел»), Лосано – greda («глина» и «мел»), тогда как Кребер избегает этого слова и говорит более обобщенно о Schluchten und Schriinden und Spalten («ущельях, трещинах и разломах»), т. е. о расселинах в скалах. Что же до Скифано, то он, кажется, понял слово cretone как cretonne («кретон», а это вид ткани). Но, может быть, он хотел сохранить звучание итальянского слова, а на этой странице, полной сравнений и метафор, даже подводный коридор, похожий на ткань, вполне возможен.
Еще одна явная вольность допущена при переводе моего прилагательного avvinati, означающего цвет вина; но оно существовало только в итальянском языке эпохи барокко, и с первого взгляда его можно понять как avvinazzati («пьяные»), Уивер выходит из положения при помощи слова vinous, которое может означать как «пьяный», так и «бордовый»; Лосано же указывает на этот цвет, прибегнув к редкому слову envinados («виноцветные»). Напротив, Кребер и Скифано предпочитают «этиловую» изотопию и переводят как weinselige («хмельные») и ivres («пьяные»). Я не уверен в том, что здесь речь идет о простом недопонимании: возможно, у обоих переводчиков в их языках не нашлось столь же изысканного слова, и они предпочли перенести «винную» коннотацию с цвета на колеблющиеся движения этих рыб с окраской арлекинова плаща. Мне важно отметить следующее: когда я читал их переводы в рукописи, этой перемены я не почувствовал, а это знак того, что ритм и живость сцены, как мне показалось, воздействуют прекрасно.
Короче говоря, переводчики должны были принять следующее интерпретативное решение: фабула заключается в том, что Роберт видит такие-то и такие-то кораллы; однако ясно, что воздействие, которое стремится оказать текст (intentio operis [122] * ), состоит в разнообразном цветовом впечатлении. Стилистический прием, к которому прибегли, чтобы передать это цветовое впечатление, основывается на том, чтобы всячески избегать повторения одного и того же цветообозначения; поэтому цель перевода – добиться того же соотношения между количеством терминов и количеством цветов.
6.3. Референция и «глубинная» история
В английском переводе «Маятника Фуко» я столкнулся с проблемой, поставленной нижеследующим диалогом (чтобы упростить понимание, я переписываю его по-театральному, без ремарок вроде «он сказал»):
Diotallevi – Dio ha creato il mondo parlando, mica ha mandato un telegramma.
Belbo – Fiat lux, stop. Segue lettera.
Casaubon – Ai Tessalonicesi, immagino.
[ Диоталлеви {♦ 74}– Бог создал мир с помощью слова. Заметьте, не телеграммы.
Белъбо — Да будет свет тчк подробности письмом.
Казобон – Не письмом, а посланием к фессалоникиянам [123] *]
Это всего лишь обмен кощунственными шутками, которые тем не менее важны для характеристики умонастроения персонажей. У французского и немецкого переводчиков затруднений не было, и они перевели так:
Diotallevi – Dieu a créé le monde en parlant, que l’on sache il n’a pas envoyé un télégramme.
Belbo – Fiat lux, stop. Lettre suit.
Casaubon — Aux Thessaloniciens, j’imagine. (Schifano)
[† Диоталлеви – Бог создал мир, произнеся слово. Насколько известно, никакой телеграммы он не отправлял.
Бельбо — Да будет свет, точка. Следует послание.
Казобон — Думаю, к Фессалоникийцам. (фр., Скифано) ]
Diotallevi – Gott schuf die Welt, indem er sprach. Er hat kein Telegramm geschikt.
Belbo – Fiat lux. Stop. Brief folgt.
Casaubon – Vermutlich an die Thessalonicher. ( Kroeber)
[† Диоталлеви – Бог создал мир, произнося слово. Никакой телеграммы он не отправлял.
Бельбо – Да будет свет. Точка. Следует послание.
Казобон – Наверное, к Фессалоникийцам. (нем., Кребер) ]
Хуже пришлось переводчику на английский. Реплики основаны на том, что в итальянском (как, впрочем, во французском и в немецком) одно и то же слово используется для обозначения как почтовых отправлений, так и посланий святого Павла {♦ 75}. Но по-английски последние называются не letters («письма»), a epistles («послания»). Поэтому, если бы Бельбо сказал letters, была бы непонятна отсылка к святому Павлу; если же, напротив, он сказал бы epistle, была бы непонятна отсылка к телеграмме. И вот вместе с переводчиком было принято решение видоизменить диалог так, как он воспроизведен ниже, иначе распределив меру ответственности за остроту:
Diotallevi — God created the world by speaking. He didn’t send a telegram.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу