Умберто Эко - Сказать почти то же самое. Опыты о переводе

Quizа́, a fuer de contener la respiraciо́n, hab í ase obnubilado, el agua le estaba invadiendo la mа́scara, confund í ale formas y matices. Hab í a sacado la cabeza para dar aire a los pulmones, y hab í a vuelto a sobrenadar al borde del dique, siguiendo anfractos y quebradas, allа́ donde se abr í an pasillos de greda en los que introduc í anse arlequines envinados, mientras sobre un peñasco ve í a descansar, movido por una lenta respiraciо́n y agitar de pinzas, un cangrejo con cresta nacarada, encima de una red de corales (éstos similares a los que conoc í a, pero dispuestos como panes y peces, que no se acaban nunca).

Lo que ve í a ahora no era una pez, mas ni siquiera una hoja, sin duda era algo vivo, corno dos anchas rebanadas de materia albicante, bordadas de carmes í , y un abanico de plumas; y allа́ donde nos abr í amos esperado los ojos, dos cuernos de lacre agitado.

Pо́lipos sirios, que en su vermicular lœbrico manifestaban el encarnadino de un gran labio central, acariciaban planteles de méntulas albinas con el glande de amaranto; pececillos rosados y jaspeados de aceitun í acariciaban coliflores cenicientas sembradas de escarlata, raigones listados de cobre negreante… Y luego ve í ase el h í gado poroso color cо́lquico de un gran animal, o un fuego artificial de arabescos de plata viva, hispidumbres de espinas salpicadas de sangriento y, por fin, una suerte de cа́liz de flа́ccida madreperla… (Lozano)

[†Может, от задержки дыхания у него помутилось в голове, вода проникала в маску, затуманивала формы и оттенки цветов. Он высунул голову, чтобы набрать в легкие воздуха, и снова поплыл по краю плотины, вдоль трещин и разломов, где открывались меловые проходы, куда заходили виноцветные арлекины, а на скале он увидел рака с перламутровым гребнем, который, чуть покачиваясь от медленного дыхания и помавания клешнями, бездействовал над сетью из кораллов (они походили на те, что он знал, но располагались, как хлеба́ и рыбы, никогда не иссякающие).

То, что он увидел теперь, было не рыбой, но и не листом: несомненно, нечто живое, вроде двух широких ломтей белесоватого вещества, окаймленных кармином, и веер из перьев; а там, где мы ожидали бы увидеть глаза, – два рожка из шевелящегося сургуча.

Сирийские полипы, похотливо извиваясь, показывали алую крупную губу посередине и ублажали заросли ментул-альбиносов с амарантовыми головками; розовые рыбешки в оливковых крапинках ласкали пепельно-серые кочаны, усеянные алыми пятнышками, полосатые корневища из черноватой меди… А дальше виднелись пористая лиловатая печень какого-то крупного животного, или фейерверк из ртутных арабесок, игольчатые купы кровоточащих терний и, наконец, нечто вроде чаши из дряблой жемчужницы… (исп., Лосано) ]

Хотя переводчики сделали все, что было в их силах, чтобы прислушаться к моим предложениям относительно цветовой гаммы, следует отметить, что во фразе si vedeva il fegato poroso color colchico di un grande animale я оставил цвет неопределенным, поскольку colchico {♦ 73}может означать желтый, лиловый или какой-нибудь иной цвет.

Однако Уивер остановился на saffron («шафрановом»), а Кребер – на lilarote («красно-лиловом»). Уивер говорит о cypress-polyps («кипарисовых полипах»), Скифано – о polypes ocellés («полипах, покрытых глазами»), Лосано – о pólipos sirios («сирийских полипах»), хотя в оригинале речь шла о polipi soriani («полипах тигровой окраски»), вызывающих в памяти тигровую мантию. С точки зрения здравого смысла это значит рассказывать разные истории, и, если бы в школе прилагательное soriano («тигровой окраски») перевели как ocellé («покрытый глазка́ми»), за это можно было бы с полным правом поставить двойку.

Немецкий переводчик нашел для моих полипов тигровой окраски выражение getigerte Polypen («тигровые полипы»). Вероятно, это выражение позволило ему поддержать ритм своего дискурса, тогда как Уивера, Лосано и Скифано смутил бы столь буквальный эквивалент – еще и потому, что полоски напрямую упоминаются чуть выше, где говорится о tuberi tigrati («клубнях в полоску»), которые как раз и превращаются в striped tubers («полосатые клубни»), tubercules tigrées («клубни в полоску») и raigones listados («полосатые корневища»), в то время как Кребер, который уже использовал прилагательное getigerte («тигровый»), решительно меняет и форму, и цвет, говоря о gelblich geflammte Knollen schwärzlichen Astwerks («пламенеющих желтизной клубнях с черноватыми ветками»).

Строчкой ниже я упоминаю mentule albine con i glande d’amaranto. Mentula — латинское название мужского полового органа; и Уивер, и Кребер перевели это слово phalli («фаллосы»), тогда как Лосано придумала неологизм, выглядящий вполне по-испански (méntulas), как она сделала и со словом hispidumbres («игольчатые купы»). Возможно, Скифано счел, что соответствующее французское слово не позволит ему удержать взятый им ритм или сохранить звуковой символизм, который представлялся ему необходимым. Поэтому он переводит olothuries («голотурии»): это слово предполагает фаллообразную форму, и к тому же Скифано осознает, что анатомический намек тут же подкрепляется упоминанием «головки» (glande).