На H r = 41 м и удалении до торца ВПП ~ 400 м, КЭ подал команду "ПМГ", а после доклада штурмана "30" (высота 30 м) на H r = 23 м и удалении до торца ВПП ~ 100 м, КЭ подал команду "УПРТ ноль". Вслед за этим последовал доклад штурмана "20" (высота 20 м) и ПК перевел РУД из положения 20° УПРТ в положение 0° УПРТ.
В это время самолет находился на высоте 18…16 м со скоростью 249 км/ч. Над торцом ВПП на высоте H r = 16 м КЭ начал плавное выравнивание.
После доклада штурмана "10, 9, 8, 6" (высота 10, 9, 8, 6 м) через 7,4 сек, когда самолет имел H r = 7 м, V= 238 км/ч, α уап = 7,2°(посадочный угол атаки 9…10 0176°УАП), на удалении от пройденного торца ВПП ~ 500 м, КЭ подал команду "Так, уходим на второй круг", что явилось грубым нарушением РЛЭ: после уборки РУД на 0° УПРТ разрешается только посадка самолета, о чем немедленно последовали соответствующие реплики проверяющего и бортинженера.
На пятой секунде после поступления команды от КЭ об уходе на второй круг, ПК перевел РУД из положения 0° в положение 100° УПРТ, а на седьмой секунде – в положение 120°. Однако, в соответствии со схемой управления двигателями, мощность двигателей от этого не увеличилась и самолет продолжал лететь над ВПП на H r = 10…7 м (режим двигателей ПМГ), постепенно теряя скорость и увеличивая угол атаки.
Среди членов экипажа возникло некоторое замешательство.
На 16-й секунде ПК самостоятельно убрал РУД со 120° до 0° УПРТ, на 18-й секунде, когда самолет находился от пройденного торца ВПП на удалении 1500 м, вновь увеличил режим работы маршевых двигателей с 0° до 120° УПРТ, что привело, согласно схеме управления двигателями, к увеличению их мощности.
К исходу 24-й секунды, когда обороты двигателей достигли максимальной величины N вд = 92,5 % и самолет начал уход на второй круг.
За период времени между 18-ой и 24-ой секундами параметры полета самолета достигали крайних значений:
– α уап = 13,2° (РЛЭ α пос = 9…10", α доп = 15° по УАП)
– V = 205 км/ч (" V = 180 км/ч") ( V п = 210–215 км/ч),
– Н r = 6 м;
– δ в = -8°.
При повторном заходе самолет произвел посадку без особенностей.
Из объяснения командира экипажа:
– высоту пролета торца ВПП оценил в 40 м, и усомнился в возможности посадки, оценив величину перелета как недопустимую.
Этому способствовали:
– нестандартное расположение глиссадного маяка ИЛС, контроль по которому ниже 100 м запрещен;
– отсутствие на тот момент радиолокационного контроля посадки (РСП);
– существенное ухудшение визуального контроля высоты командира экипажа из-за запотевания стекол;
– наличие приземной дымки, создавшей экран при посадке в свете фар;
– большая продолжительность рабочего дня экипажа и неблагоприятное для работы время суток.

В 1993 г. на взлете в Бордо в один из двигателей Ан-124-100 попал орел. Выручили мастерство летчика-испытателя Александра Ткаченко и прекрасные эксплуатационные качества "Руслана", позволившие успешно завершить полёт.

Странная картина получается: все претензии ведущего летчика (иногда капризы) и особенно заказчика безоговорочно принимаются и исполняются до определенного момента на начальном этапе испытаний, а после – сплошная волокита, если замечание напрямую не связано с безопасностью полетов.
Так, например, Ан-124, выйдя на гражданские перевозки, не имеет (во всяком случае до 1996 г.) штатного сидения на креслах членов экипажа. Кто сидит на парашютах (военные), кто на технологических заглушках – это не солидно, если учесть миллионные доходы, которые приносит каждый самолет, – в этом наше отношение к нелегкому труду летчиков.
Хотелось бы иметь лучшее освещение от рулежных фар: они установлены очень высоко и при наличии осадков их эффективность заметно снижается. У большинства самолетов мира фары установлены на передних стойках шасси, и они максимально эффективны.
Самолет Ан-124 – чисто бустерный самолет. Без давления в гидросистемах он не способен лететь (Ан-22 – может). Если бы на Д-18 один из гидронасосов был установлен в холодном контуре, проблема ветряка с резервным насосом вообще бы не имела смысла: ведь на самолете имеется четыре ветряка-вентилятора.
Читать дальше