Владимир Ткаченко-Гильдебрандт - Загадочная шкатулка герцога де Блакаса

По устным сведениям из кругов московской интеллигенции, легендарная шкатулка из Эссаруа (Бургундия) является прототипом того самого предмета, о котором написал в детективном жанре известный русский советский писатель-фантаст Еремей Парнов (1935–2009) в своем романе “Ларец Марии Медичи” (1972): снятый по нему в 1980 году одноименный фильм в буквальном смысле заразил столичное юношество перестроечной поры тягой к духовному и неизведанному… С великой долей вероятности можно утверждать, что Еремей Парнов, став затем автором “Трона Люцифера” (1985), первого советского научно-популярного издания по истории оккультизма, прекрасно знал о нашем средневековом гностическом артефакте, связанном с иоаннитами-мандеями, катарами и тамплиерами, и искусно завуалировал его подлинную сущность в романе, акцентировав внимание на сюжетной линии: поисках сокровищ и приключениях героев. Однако главное сокровище — это ларец или шкатулка, запечатлевшая собой духовные брожения своей эпохи, таинственные символы и ритуалы. “Загадочная шкатулка герцога де Блакаса” — первая книга в серии “MYSTERIUM BAPHOMETIS: ТАЙНАЯ ДОКТРИНА ОРДЕНА ХРАМА”, начало выхода которой было приурочено к 700-й годовщине казни последнего великого магистра тамплиеров Якова де Моле.

В ночи безмолвной и бессонницей томимый

В забвение потаенное однажды погрузился я:

Тогда сознание все ясностью простой охвачено предстало,

И вкруг меня опали сразу как скорлупы

Оковы бренности бытийной.

И чувствовал я словно ледяной кристалл

Во мне в том месте, где биение сердечное угасло.

Морозный зной как светоч излучает,

И заставляет он в жару невыносимом пылать поверхность тела:

Оно, однако же, не в состоянии согреться вовсе пребывало,

А излучение сердечного кристалла все холоднее и морозней.

И лишь когда для тела моего совсем невмоготу уж было,

То появился князь от духов отпадения Пандемоний

И вынул из груди моей через уста кристалл утробного обморожения,

На жертвенный алтарь его поставив, покрытый финикийскою порфирой.

Князь мыслью электронной сеял отчаяние, страх во мне

И требовал отречься Агнца:

Кристалл алмазный в тонких гранях играл, переливался

Во цвете царственной порфиры.

Что облачила жертвенник сердечный,

И походил уже на багровеющий карбункул,

В лучах которого я омывался током люциферических энергий,

И хладным пламенем как Феникс мой вспыхнул дух и запылал,

Но не сгорел нисколько.

И тайна времени тогда явилась мне доступной

И вечность распахнулась, маня своим безудержным водоворотом…

Усилил я Иисусову молитву -

Ее стремительные токи исходили из головы моей за неимением сердца

К изъятому карбункулу-кристаллу, на жертвеннике жившему отдельно:

Пересечения лучей кристалла и тонких света струй, от разума идущих,

Рождали подобия мгновенных замыканий, разряды малых молний проявляя…

И словно повинуясь некому приказу, вдруг отступил великий Пандемоний,

Ко мне утратив интерес мгновенно и, с жертвенника взяв кристалл сердечный.

Вложил его в меня через уста обратно, — Рассеялся алтарь в пространстве тут же,

И сердце вновь в груди моей забилось мерно,

И я очнулся от внезапного оцепенения: минуты две прошло, не более…

Но что случилось с Яковом Моле, когда в подобном обстоятельстве

Он оказался сам, и был ли возвращен ему кристалл-карбункул?

Владимир Ткаченко-Гильдебрандт,

10 января 2014 года

Многое в истории Ордена тамплиеров мы не поймем, и оно покажется весьма странным, если не обратимся к истокам религии иоаннитов, которую исповедуют малочисленные представители этноконфессиональной группы мандеев, проживающих в южных районах Ирака и называющихся “болотными арабами”, хотя они — древнего самарийско-иудейского происхождения.