Юн Эльстер - Объяснение социального поведения. Еще раз об основах социальных наук

• Почему взаимная поддержка (logrolling) чаще встречается в обычных законодательных органах, чем на конституционных собраниях? Ответ : потому что такая практика поддерживается поведением «услуга за услугу», требующим постоянного взаимодействия в течение длительных периодов времени.

Как качественная социальная наука отвечает критериям 1–4, которые я установил ранее? Будем двигаться в обратном порядке: классики не устарели. Я едва ли могу серьезно относиться к человеку, утверждающему, что сегодня принимать всерьез классические работы не стоит, потому что, если их выводы верны, они полностью инкорпорированы современной мыслью. Это не просто интерес антиквара. Хотя я не утверждаю, что диалог с великими мыслителями прошлого – единственный или лучший способ производства новых смыслов. Так, Томас Шеллинг, кажется, не опирается ни на каких предшественников, по крайней мере, какие-то очевидные связи отсутствуют. Возможно, Кеннет Эрроу заново открыл и обобщил гипотезу Кондорсе, но это не было сделано под влиянием работ последнего. Исследование Даниэля Канемана и Амоса Тверского, насколько мне известно, не опиралось на кого-либо из предшественников. Когда однажды мне представился случай указать Тверскому на то, что одно из его различий (между «эффектом вклада» и «эффектом контраста») предвосхитили Монтень и Юм, он ответил, что рад оказаться в такой хорошей компании. Поскольку именно эти ученые добились, вероятно, самых важных достижений в социальной науке за последние 50 лет, невозможно утверждать, что диалог с прошлым – единственный путь к новым прозрениям. Еще один пример: когда Токвиль взялся за создание «Старого порядка» он, по собственному признанию, не стал читать чужих работ по этой теме, ограничившись архивами и чтением произведений, современных исследуемым событиям. Он скорее предпочел бы, по его словам, переоткрыть найденные другими истины, чем испытывать на себе их чрезмерное влияние. Хотя есть свидетельства того, что в действительности он кратко ознакомился с написанным до него, его шедевр почти ничем не обязан другим авторам.

Диалог с прошлым может, тем не менее, оказаться крайне плодотворным, если только выявить позиции, которые вы хотите оспорить. Трудно себе представить, как такие противники Маркса, как Вебер или Шумпетер, могли бы написать свои произведения, не прочти они его внимательно. Прямое или положительное влияние, конечно, также очень распространено. На некоторые недавние теории эволюции собственности, по всей видимости, напрямую повлиял, а не просто явился предшественником Давид Юм. Работа Поля Вейна о психологии тирании в древности многим обязана гегелевскому анализу отношений раба и господина. Джордж Эйнсли, сделавший много для того, чтобы одно из основных прозрений Фрейда стало аналитически убедительным, смог бы прийти к своим идеям только благодаря более ранней, запутанной фрейдовской версии. Я подозреваю, что нужно получше покопаться в «Тактике законодательных собраний» Бентама. В этих случаях, как и во многих других, которые приходят мне на память, идеи, вдохновленные классиками, в дальнейшем должны защищать себя сами. Удачное использование классиков само по себе не прибавляет авторитета.

Качественная социальная наука в большинстве приведенных мною примеров легко удовлетворяет критерию 3. То, что можно назвать «аналитическим поворотом» в социальной науке, на мой взгляд, основывается не на применении количественной методологии, а на почти маниакальной озабоченности ясностью и четкостью. (Эта озабоченность у некоторых аналитических философов может стать в полном смысле маниакальной.) Все чаще признается, как важно различать концептуальные и причинные связи между объектами исследования. «Контекст» все чаще прочитывается как «туман», а не как «питательная среда». По сравнению с более ранними исследованиями эссенциализма в науке становится все меньше; ученые реже задаются вопросом, чем «в действительности» являются демократия или социализм. Существует общее согласие с тем, что пока определения в какой-то степени ограничены узусом, они не стремятся ухватить стоящие за ними сущности. Определения являются случайными конвенциями, о которых нужно судить лишь с точки зрения того, в какой мере они помогают нам найти хорошие объяснения интересных явлений.

Кроме того, как я полагаю (или надеюсь), существует тенденция к отходу от того, что можно было бы назвать «недедуктивным абстрактным» мышлением. Чтобы считаться состоятельным, абстрактное рассуждение должно подчинить себя дисциплине либо дедуктивной логики, либо постоянной отсылки к фактам, которые подтверждают применимость абстрактных положений и что-то означают . В прошлом абстракции часто продолжали жить своей собственной жизнью. Значение понятий менялось по ходу спора, позволяя делать необоснованные заключения. Маркс, например, следующим образом «прослеживал» возникновение частной собственности из отчуждения труда: поскольку при капитализме продукт не «принадлежит» рабочему в том смысле, что работа не является осмысленной, он должен «принадлежать», быть собственностью кого-то другого, капиталиста. Благотворным следствием постоянной профессионализации социальной науки в большинстве западных образовательных учреждений стало то, что делать такого рода заявления становится все труднее. Стало меньше апелляций к аналогии, хотя они и не исчезли окончательно. В то время как идея «человеческого капитала» является ценным продолжением идеи капитала материального, этого не скажешь о «потребительском капитале» (Гэри Бекер), «культурном капитале» (Пьер Бурдье) и «социальном капитале» (Роберт Патнэм). В лучшем случае это бесполезные и безвредные метафоры; в худшем они задают бесплодные пути исследования и подсказывают ложные каузальные гипотезы.