Знание-сила, 2002 №07 (901)

Проведя изыскания в разных странах и архивах различных банков, Кларк, правда, не нашел ни «царского» золота, ни царских счетов. Зато обнаружил нечто противоположное. Вступив на престол в 1894 году и узнав, что значительная часть личных денег парс кой семьи хранится в Английском банке, Николай II, будучи патриотом своего отечества и зная, что его страна прибегла к крупным заимствованиям на мировом финансовом рынке, счел невозможным держать свои личные сбережения за границей. Для Английского банки это был удар – потерять столь именитого и столь крупного клиента. Перевести царские деньги обратно в Россию при тогдашней банковской технологии было непросто. Процесс растянулся на несколько лет и завершился в 1900 году, причем для надзора за переводом был направлен в Лондон директор государственного банка России Э.Д. Плеске.

Автору этих строк удалось обнаружить новые материалы, которые, как нам кажется, могут поставить точку в многолетних спорах о царском наследстве. Мне посчастливилось получить доступ к российским дипломатическим документам, находящимся в одном из британских архивов. Среди прочих бумаг оказалась папка, озаглавленная «О заграничных имуществах покойного императора».

Она находилась среди бумаг председателя Совещания российских послов в Париже (координационный орган, созданный бывшими послами Российской империи и Временного правительства) Михаила Николаевича Гирса и содержала переписку по этому вопросу, приобретшему в конце 20-х годов скандальный характер.

Дело в том, что в начале 1920-х годов в Германии объявилась якобы чудесно спасшаяся при убийстве царской семьи великая княжна Анастасия. Наиболее активно в поддержку идентичности молодой женщины, не говорившей ни по-русски, ни по-английски (языки, принятые в императорской семье), и подлинной Анастасии выступили дети лейб-медика Евгения Боткина, расстрелянного вместе с царской семьей, – Глеб и Татьяна (по мужу – Мельник). Семья Боткиных жила в 1908-1914 годах в Царском Селе, а в период летних выездов в Крым дети врача играли вместе с царскими детьми – Марией, Анастасией и Алексеем. Поэтому свидетельство Боткиных, которые впервые встретились с «Анастасией» в 1927 году, произвело довольно сильное впечатление. Что же касается Романовых, то ни крестная Анастасии великая княгиня Ольга Александровна, ни другая сестра покойного императора, великая княгиня Ксения Александровна, новоявленную «племянницу» не признали. История «Анастасии» (она же Чайковская, она же Анна Андерсон) хорошо известна. Много лет спустя отсутствие каких-либо ее родственных связей с Романовыми было подтверждено на ген етическом уровне. Для нас в данном случае имеет значение, что история с «Анастасией» послужила толчком для проведения «служебного расследования» о царских вкладах.

В октябре 1928 года Глеб Боткин обратился с открытым письмом к великой княгине Ксении Александровне, обвиняя сестру царя в том, что она отказывается признать «Анастасию» по материальным соображениям. «Факты таковы, – писал Боткин, – что существует крупное наследство покойного императора и его наследников, как в виде денег, так и недвижимости, включая суммы, принадлежащие лично великой княжне Анастасии Николаевне; все это теперь по праву принадлежит великой княжне». Боткин утверждал, ссылаясь на сообщения газет, что великая княгиня Ксения Александровна добилась через британские суды признания себя наследницей императора и его наследников, что она годами пытается мошенническими способами овладеть наследством императора и уже кое в чем преуспела и что многие сведения о царском наследстве стали ей известны лишь после того, как они были сообщены великой княжной Анастасией Николаевной.

Письмо Глеба Боткина, бывшего дипломата, проживавшего в США, было перепечатано многими американскими газетами; появилось оно в извлечениях и в популярной «New York Evening Pbst» 29 октября 1928 года.

7 декабря 1928 года росс и иски й финансовый агент (атташе) в США С.А. Угет (после отставки посла он исполнял также обязанности поверенного в делах в 1922-1933 и оказался последним дипломатом небольшевистской России, признаваемым зарубежным правительством), пересылая М.Н. Гирсу копию «гнусного письма» Боткина, писал (здесь и далее при цитировании документов соблюдаются особенности орфографии подлинника):