Знание-сила, 2003 № 03 (909)

Первое, что делает среднестатистический наш соотечественник, вернувшись с работы, – включает телевизор. Как некогда радио в деревнях, во многих домах телевизор включен всегда, если кто-то есть дома. Женщины смотрят его «вполглаза», одновременно что-то стряпая, выглаживая, подшивая.

Телевизор принято смотреть всей семьей, обмениваясь впечатлениями и по ходу передачи, и после нее. Это своего рода современный семейный алтарь, который защищает и поддерживает единство семьи, общность ее интересов. Это центр семейной жизни, как прежде почти ритуальные совместные трапезы, за которыми обсуждали все, что угодно. Теперь не надо придумывать, о чем бы поговорить за столом…

Международное исследование, проведенное в 1997 году и охватившее, кроме нас, США, Польшу, Чехию, Венгрию и Казахстан, показало, что Россия решительно лидирует среди этих стран по числу людей, которые сами о себе говорят, что они смотрят телевизор «часто и очень часто», и занимает последнее среди них же место по числу людей, которые утверждают, что «часто и очень часто» читают. По другим исследованиям, у нас довольно много людей, которые проводят у телевизора по четыре – шесть часов в день.

Телевизионные передачи обсуждают на работе, со знакомыми, в гостях. Телевидение массовизирует – уравнивает людей разного образования, профессий, слоев, возрастов в единое общество телезрителей. Оно создает столь остродефицитное чувство общности с соотечественниками, смотрящими те же новости, те же сериалы, ту же криминальную хронику и юмористические передачи. Прежде соотечественники делились, по крайней мере, на читателей и почитателей журнала «Огонек» и газеты «Завтра», теперь все смотрят примерно одно и то же на всех каналах: нет особого смысла в их переключении, все это – одна Еда, без разделения на сыр, колбасу и так далее. Ешь, что дают.

Дают прежде всего новости. Некоторые смотрят их по два-три раза в день. Это вовсе не руководители и предприниматели, которым, казалось бы, особенно нужна самая свежая информация. Это пенсионеры. Постоянное повторение одного и того же успокаивает и независимо от содержания новостей создает чувство стабильности. Бесконечно важен и специфический эффект телевидения: одновременность присутствия и дистанцирования. Мне показывают то. что происходит здесь и сейчас, я становлюсь как бы соучастником действия, но именно «как бы»: в любой момент я могу его прервать, переключить канал, ведь на самом деле я не «там», а здесь, в кресле, с пивом или чашкой чая.

В первую пятерку самых популярных телепередач обязательно входят криминальные новости. Щекочет нервы. Кроме того, все время обозначает рамки возможного, но еще и тех, кто за эти рамки заходит, и саму идею, что, оказывается, «нельзя, но можно». Край допустимого вроде виден, но зыбок, колеблется и потихоньку осыпается, крошится. Люди привыкают к виду насилия, жестокости, криминала. Примерно столько же людей, сколько смотрят ТВ по пять-шесть часов в день, признаются, что вообще-то, конечно, жить надо по закону, но не получается, и все- таки можно обойти закон, ничего страшного.

Можно сказать, что центральное положение телевидения в жизни общества особым образом формирует общество. Сочетая общность потребителей с отстраненностью зрителя, оно соединяет людей каким-то странным способом – такая «накожная» интеграция, по поверхности кожи, а глубже не идет. Такой вот «накожный» тип существования очень тесно с ТВ связан. Но сказать, что он ТВ же и сформирован, было бы несправедливо по отношению к телевидению. Оно все-таки общество не формирует, а всего лишь оформляет, и то не во всех отношениях.

Общество складывается изнутри самого общества, отношениями между людьми. Его структура, его институты, формирование элит – все это создается и работает не благодаря ТВ, хотя и рядом с ним, и учитывая его, конечно. Иначе говоря, на ТВ разыгрывается общественная природа человека. Как общество понимает человека, такое у него и будет ТВ.

В конце 80-х было общественное движение, образовавшее очажки разнообразия – подозреваю, это был максимум для нас возможного. Центрами кристаллизации этого разнообразия были газеты и журналы, особенно тонкие, еженедельные, прежде всего – перестроечный «Огонек». Главное их завоевание – не аналитическая критика режима, которая устаревала прямо на глазах, а то, что публично было признано право на существование разнообразных мнений и взглядов.