Знание-сила, 2004 № 07 (925)

Эволюция русского письма

Говоря обобщенно и приблизительно, европейские языки стремились в первую очередь быть языками мужскими. Тогда как русский язык — причем не просто русский язык, а язык образованного класса — сочетает в себе и мужское, и женское начала, и интуицию, и логику, как сказали бы китайцы, и янь, и инь так же, как человеческий мозг. Причем переход со строго логического русского языка на язык интуиции может происходить плавно, лингвистически и стилистически незаметно, иногда даже внутри одного предложения! Эти тенденции — сохранения в языке и интуитивного, и логического начал — в следующих поколениях вплоть до наших дней сохранялись и совершенствовались. Сравните язык Достоевского, который в XX веке в Европе принято сравнивать с квантовой механикой (и абсолютно непереводимый на европейские языки, несмотря на множество замечательных переводов), с языком Чехова, ясным и четким! Или сравните структуру предложений Хармса и Ахматовой, Платонова и Лескова. Да ведь это как бы совершенно разные русские языки — и в то же время один. Грамматически выверенный язык образованных русскоговорящих людей.

А теперь обратимся как бы к другому, а на самом деле к тому же самому. Давайте сравним — в самых общих чертах — язык петербургский и язык московский. Даже просто приезжая в Москву, еще на Ленинградском вокзале начинаешь говорить значительно менее упорядоченно и более раскрепощенно, чем проходя по коридору Двенадцати коллегий. Перемещение из Москвы в Петербург производит обратную трансформацию. Дух города меняет язык, и с этой точки зрения спор о том, кто лучше и кто нужнее России — Петербург или Москва, бессмыслен. Правильный ответ: оба! Москва и Петербург — это как бы инь и янь русской души. Петербург — это европейская строгость среди русской вольницы всего на свете, язык московский — это как надеваемый поверх кринолина тулуп, в котором над порядком в каждом предложении витает вольность русского пространства и даже закоулков Старого Арбата, странствуя по которым не знаешь, куда забредешь, словно они — дорожки русских сказок или магистрали русской души.

Гражданская азбука, утвержденная Петром I в 1710 г.

Российская империя пала. С приходом к власти большевиков интеллигенция по большей части выехала из страны, как если бы с фрегата, плывущего на всех парусах в тридевятое царство, сбежала команда. И что же? Русский язык образованного класса возродился из пепла, как феникс. Он ковался в страстных дискуссиях на научных семинарах в контрасте не только с мертвечиной партийных собраний, но даже с конференциями, проходящими на Западе (где вежливость и корректность — акциденция не только стиля речи, но и самого мышления). А также на перекурах, на кухнях и даже в общественном транспорте, где споры, естественно, продолжались. При этом торжествовала совершенно невозможная в США и Европе (где секрет фирмы. кгкм-Ноу/ и приоритет превыше свободного распространения знаний) открытость — и это при тотальной секретности, пронизывавшей общество! В обстановке научно-интеллектуальной свободы в политически несвободной стране возникли многие идеи, которые на Западе только сейчас пробивают себе дорогу. Родился новый русский язык, в котором эмоция, интуиция и научное мышление сосуществуют. И язык этот стал языком советской интеллигенции, которая в начале девяностых вдруг разлетелась по всему миру, как если бы открылась крышка кастрюли-скороварки (сравнение С.П. Капицы). Всего за несколько лет русскоязычная научно- техническая элита стала мощной силой повсюду, за исключением своей Родины. В частности, эмиграция из СССР оказалась самой успешной за всю историю Соединенных Штатов за все времена. Настолько успешной, что некоторые исследователи связывают небывалый подъем американской экономики эпохи Клинтона с массовым приездом ученых и вообще интеллектуалов из бывшего СССР.

Русский язык развивался не в направлении увеличения строгости, как языки европейские, а руководствуясь возможностью максимальной гибкости, стремлением не ограничить эмоциональность в грамматически правильно структурированных предложениях, а наоборот — всячески поощрить ее. Дихотомию «Точность против Широты» Алексей Паршин предложил рассматривать как параллель с принципом дополнительности в квантовой механике: увеличение одного может происходить только за счет уменьшения другого. И сегодня, в XXI веке, вдруг оказалось, что присущие русскому языку качества уникальны и чрезвычайно ценны! Более того, в сочетании с европейским стремлением к точности они порождают своего рода квантовую механику познания и созидания.