Знание-сила, 2006 № 01 (943)

Недаром читатель 20-50-х годов, даже активно пишущий в редакцию читатель 20-х, чего точно не делал, так это не спорил с журналом. Не предлагал сногсшибательных гипотез об устройстве мироздания или отдельных его частей, сумасшедших проектов. Потому что запроса не было. Читателю задавали конкретные вопросы. В 20-40-е годы они имели исключительно такую форму: как вы делаете то-то и то-то? как бы вы решили такую-то задачу? В 50-е постановка вопросов стала более сложной: что вы знаете об исчезающих островах? Возможна ли, по-вашему, подземная лодка, и как она может быть устроена? Читатель и отвечал. Правда, ответов его почему- то не публиковали, давая взамен квалифицированный комментарий специалиста по спорной проблеме.

А вообще "антропологический поворот" (он же и поворот к проблематизации знания: человек вообще — похоже, проблемообразуюшее начало, если как следует подумать...) назрел и даже начался уже в самом начале 1960-х. Знанию в журнале стало окончательно тесно в тех рамках, которые ему очерчивались в первые четыре десятилетия. И оно стало искать выходы.

Еще предстояла работа по выявлению гуманитарных смыслов, культурных последствий научных поисков и открытий, которой прославился журнал 60 - 80-х годов, заняв, на мой пристрастный взгляд, совершенно особое место в культуре того времени и в интеллектуальных биографиях своих тогдашних растущих читателей. А пока — появились чисто гуманитарные рубрики, даже первая в истории журнала рубрика об искусстве. Она, правда, носила помпезное название "Сделано на века" (название, интонационно близкое скорее к точке, чем к знаку вопроса, любимому знаку журнала более поздних лет). Но в ней уже шла речь о петербургском Медном всаднике, о московской Спасской башне... — о человеческих творениях, в которых то, что можно измерить и сосчитать, — не главное: присутствуя в культуре, они провоцируют и наращивают все новые и новые смыслы, неизбежно при том какие-то теряя. Их хочется назвать "смыслонакопителями" или "смыслоуловителями". Сильно сомневаюсь, что авторам тогдашних статей приходило в голову что-то подобное. Они-то наверняка были уверены, что транслируют читателям нечто устоявшееся, готовое, в буквальном смысле вечное. Однако ж само присутствие искусства на страницах, посвященных дотоле лишь таким "объективным" вещам, как природа и техника, кажется, не проходит даром. Оно инициирует брожение — как водится, непредсказуемое.

А мне опять-таки кажется, что и тут все началось с совершенно незаметной вещи. С одной маленькой фразы, мелькнувшей в статье, посвященной опять же, что характерно, искусству. Ее обронил в 1961 году инженер-физик Е. Рудаков, сотрудник акустической лаборатории Московской консерватории, анализируя редкостный голос перуанской певицы Имы Сумак: "Человек — это больше того, что мы о нем знаем".

Нам редко удается поговорить о своем деле — мы рассказываем о других. Но юбиляр естественно оказывается в центре внимания, и мы решили не упускать редкую возможность обсудить собственные проблемы.

Как-то сразу обнаружилось, что наши проблемы — далеко не только наши. Это кардинальные проблемы современной европейской культуры: как совместить несовместимое — научную и религиозную картины мира? Очевидно, время самого острого противостояния прошло, и стороны ищут компромисс.

Это проблемы вчерашнего (и во многом не изменившегося) советского человека, который в принципе чужд компромиссам, диалогу предпочитает крайности.

Это старые, как мир, проблемы умственной лени читателей, которые не слишком любят напрягаться. Ученых, которые далеко не всегда понимают глубинный и общий смысл своей конкретной работы, еще реже в состоянии об этом рассказать (тем более написать) и совсем редко готовы потратить на это свое драгоценное время.

Даже когда от внимания к ним общества в какой-то степени зависит их выживание.

А для нас часто это проблема выбора между выживанием и смыслом выживания. Впрочем, мы давно его сделали в пользу последнего. Наверное, мы не так уж не правы в этом выборе, поскольку живы до сих пор.

Юрий Левада

Давно уже никто не удивляется тому, что сегодняшняя среда человеческой жизни и деятельности (материалы, инструменты, средства коммуникации, связи, информации и прочее) в огромной мере созданы или преобразованы научно организованным знанием. А вот вопрос о том, как это знание влияет на самого человека, на его сознание, на цели и ценности его жизни, на его представления о мире и о себе самом, вызывает не меньше, а пожалуй, больше сомнений и дискуссий, чем, допустим, лет сто назад.