Другой пример — Зоя Блюмина, литератор по профессии и матриарх по призванию. Окончила МГПИ сразу после войны, работала в обычной школе, пока Овчинников не сманил ее в небывалую школу № 2. Здесь сразу стала лидером русистов и литераторов, замечательно управляла педагогами, порою более яркими и знающими предмет еще лучше, чем она сама. Школьникам внушала почтение и ужас, но людоедкой ее не считали. Как идеальный завуч была изгнана из школы в 1971 году вместе с идеальным директором. Опять преподавала литературу в разных школах. Не ужилась среди властных гуманитариев школы № 67, оказавшись «лишней медведицей в берлоге». Зато вновь нашла себя в славной школе № 57, когда там появился директор, сравнимый с Овчинниковым. Тут З.А. Блюмина создала авторские гуманитарные классы и опять терпела в них ярких историков, не согласных с ее морально-литературным абсолютизмом. Воспитала новое поколение учителей литературы, оставила школу, только став инвалидом.
Еще пример из младшей поросли — автор этих заметок. Пришел во Вторую школу с мехмата МГУ. Преподавал высшую и обычную математику в общем кружково-олимпиадном стиле, удачно сочетая научную рутину с научной эстетикой. За шесть лет вырос из студента-семинариста в матерого лектора, мастера когнитивного диалога с учениками в любой обстановке. Старался поддержать в школе университетский дух параллельного освоения всех точных и естественных наук, но склонности к литературе не имел. Покинул Вторую школу в 1982 году на пике «застоя». В пору перестройки преподавал историю в школе № 57, стараясь сблизить все профильные классы с общей кружково-олимпиадной культурой. Написал и издал несколько задачников по всемирной истории и истории науки.
Вот, если хотите, представительная выборка лидеров Второй школы в пору ее гегемонии на фронте научноэлитарного образования России. Пока таких вождей было много, самозваный довузовский университет процветал, втягивая в свою орбиту все новых пассионариев старшего или детского возраста. Все вместе они образовали демос, то есть экономически и культурно самодостаточную общину вроде Новгорода в рамках Московской Руси. Добиться политической независимости в СССР было невозможно, оттого внутришкольная демократия не выплеснулась за ее пределы и успешно соблазнила лишь немногие школы того же сорта. Но дурной пример самоуправления и культурной самодеятельности был подан и остался в народной памяти на многие десятилетия. Теперь он кодифицирован в виде личных мемуаров более чем тридцати участников образовательной революции. Печатный тираж невелик, но все эти тексты уже размещены на вебсайте фонда Московского центра непрерывного математического образования, который адресован не одним только математикам. Сам этот центр можно считать новым эскизом старой мечты — Народного университета России, похожего на знаменитый Коллеж де Франс в Париже. Там у истоков стоял Леонардо да Винчи, у нас были Гильберт и Колмогоров, Гельфанд и Арнольд.
Характерно, что в сборнике Второй школы воспоминания уцелевших преподавателей занимают совсем небольшую часть. Господствует иной лейтмотив: не «как мы их учили», а «как мы среди них росли». О лекциях по анализу, которые читал профессор Дынкин, сказано совсем немного, зато о поездке новонабранных физматшат на теплоходе с конкурсами и викторинами на борту и с игрою в футбол на берегу нынешний французский профессор повествует весьма подробно. Ибо эту поездку организовал тот же Дынкин — профессор МГУ, который сумел превратить школу № 2 в университет. Таковой она и была около двадцати лет, тогда как МГУ университетом не был! Он был и остается россыпью независимых факультетов, каждый из них можно назвать «малым» университетом, — математическим либо химическим, историческим либо лингвистическим. И то будет не совсем правда, ибо общение между разными кафедрами того же мехмата весьма ограниченно. Пока кафедрой топологии заведовал П.С. Александров (который еще учился у Гильберта в Геттингене), он регулярно ходил с аспирантами и студентами в турпоходы по Подмосковью. Сейчас это делают ученики его учеников, но делают чаще в рамках «своей» физматшколы, чем своей кафедры или лаборатории.
Так университетский стиль образования спустился в школы, ему навстречу в университет поднимается волна заурядной обучаловки, воплощенная в ЕГЭ и других радостях современной бюрократии. Ибо эти «радости» можно тиражировать под копирку, не напрягая свой интеллект. Напротив, тиражировать авторский стиль преподавания любой науки или культуры способен только Автор, то есть цельная творческая личность, выросшая в процессе решения оригинальных задач и проблем. С 1930-х годов наши кружки, олимпиады и физматшколы успешно и во множестве плодят таких людей, без них Россия не уцелела бы ни в горячей войне с Германией, ни в холодной войне с США, ни сейчас — в утечке мозгов на либеральный Запад.
Читать дальше