Знание-сила, 1997 № 03 (837)

Но все равно продолжается

Песня — словам вопреки.

Где это море, вы спросите,

Где этот пляшущий риф?

Где — без морщинки, без проседи —

Юный зеленый залив?

Где эти заросли тесные

В лунной бесплотной пыльце,

Звери да птицы чудесные,

Люди с огнем на лице.

Гибкие пальцы упрямые,

Чаши, цепочки с резьбой...

Эхо, не путай слова мои —

Я говорю не с тобой!..*

* Стихи Новеллы Матвеевой

Подойдя поближе, я с удивлением и радостью узнал цветы: это были крупные маки моей селекции, сорт «Ниэнор».

— Ниэнор, —- сказал я над плечом Келеборна.

Эльф подпрыгнул так, будто я ругнулся по-мордорски.

— Что?!

— Ниэнор, говорю, — несколько обалдело повторил я. — Сорт м-маков... Назван в честь девушки, потерявшей память. Я послал одному заказчику из Итилиэна десять семян, а тут уже вон какие цветники!

Меня понесло по любимой стезе. Оле говорит, что когда я сажусь на своего конька, то становлюсь еще хуже Трофи с его ископаемыми орками. Но Келеборн слушал с интересом, даже кое о чем переспросил поподробнее, и поглаживал цветы по листьям и лепесткам. А они тоже будто узнали его и тянулись, поворачивались, как к солнцу. И звучала тихая-тихая тема древней «Песни о Ниэнор Ниниэль».

Из этого приятного состояния нас вывел вернувшийся айзенгардский отряд под предводительством «дунаданца».

— Пойдемте смотреть «Окно заката», — сказал я. — Солнце садится.

По узкому каменному коридору всю нашу толпу провели в довольно обширную пещеру. Она носила на себе следы использования под жилье. Ни сталактитов, ни сталагмитов не наблюдалось. В одной из стен была пробита высокая арка, а за ней откуда-то сверху стекала вода. Закатная подсветка действительно была хороша, но об этом написано уже в стольких путеводителях, что мне нет нужды повторяться. Келеборн не слишком уютно чувствовал себя под землей — ведь он почти всегда жил на дереве, и некоторая клаустрофобия меня не удивила. Экскурсовод предложил пройти посмотреть Тайный пруд. Все прошли еще одним узким извилистым ходом, причем самая толстая айзенгардка чуть не застряла. Было много визгу и усилий по извлечению. В конце концов вся кодла оказалась на чем-то вроде скального балкона, с которого вели трапы к озерцу. Кожаный «дунаданец» предложил искупаться и сыграть в «Поймай Голлума» — историческая игра. Он объяснил условия: купание происходит при естественном освещении (то есть в нашем случае — при луне, скрывшейся в дымке), один участник назначается Голлумом и должен покинуть пруд, но не через пещеры. Кого назначили, остается тайной для остальных. Интеллигентный харадримсц спросил, не опасны ли такие увеселения- Кожаный объяснил, что при водоеме имеется тайная спасательная служба, состоящая сплошь из прямых потомков настоящего Голлума. Эта информация удовлетворила всех, кроме меня и Келеборна. Он шепнул мне, что предпочел бы утонуть, чем быть спасенным пусть даже потомком такой твари, как Голлум. Я ответил, что, по моим данным, никаких потомков нет и быть не может, но я не желаю никого ловить и быть выловленным. Поэтому я заявил экскурсоводу, что мы вне игры, потом недолго думая — темно ведь — содрал с себя одежду и полез в пруд. Келеборн походил по скале, огляделся — и спокойно полез в воду, оставив на берегу только сумку. «То и стирка», — подумал я. Впрочем, серая одежда эльфа не пачкалась и не мялась, по моим наблюдениям. Я-то по таким погодам переодеваюсь трижды в день.

Мы засели на мелководье, под раскидистой ивой. Вокруг цвели кувшинки, кубышки и лотосы. Сквозь дымку и ветви проглядывали то луна, то звезды.

— Совершенно чудесная ночь, если оглохнуть, — вдруг сказал Келеборн.

Он был прав на триста процентов, как выражается Оле.

Тихая летняя ночь оглашалась визгом, плеском, плюханьем экскурсантов, которые рьяно ловили Голлума. «Дунаданец» орал в свой мегафон: «Колечко-колечко, выйди на крылечко!». Это, видимо, был сигнал для тайного Голлума сматываться. На галерее появились какие-то тощие ребята — видимо, спасатели. Судя по их действиям, основным методом страховки был пересчет купальщиков по головам. Кто-то с чем-то белым в руках вдруг засвистел в свисток, все забегали, экскурсовод заметался. Тут луна вышла из тучек, и Келеборн рассмотрел, что они машут списком экскурсии — видимо, кого-то потеряли. Мы еще посидели, гадая, кто же утоп, причем ни я, ни эльф не испытывали скорби, да и любопытства особого тоже. Потом я стал размышлять вслух, что вот ведь такой маленький пруд, и каждый вечер тут плещутся и топают подобные компании, так как же еще целы все эти лилии и лотосы? Наверное, со времен, когда пруд был заповедным, они прошли солидный отбор на вытаптывание. Я уже думал, как бы получить отсюда осенью семена, потом попробовал подрыть корешок, но сам себя устыдился. Тогда я стал рассуждать вслух на тему, где бы я спрятался, «если бы Голлумом был я». Тут Келеборн как-то недобро хихикнул — совершенно не по-эльфийски, как мне показалось.