«Первые атаки альпинистов принесли лишь неудачи и заронили сомнение в успехе восхождения, — писал позднее Абалаков. — Но вот, наконец, после новых попыток, успешно миновав лавиноопасный склон, шесть альпинистов поднялись до высоты 5600 метров и вышли на восточный гребень. Однако высота снова сразила половину из них. Жестокие приступы горной болезни не позволили двинуться дальше, и группа, обескураженная, с большим трудом спустилась в базовый- лагерь. При второй попытке самочувствие улучшилось настолько, что альпинисты сочли возможным двинуться вверх по гребню и попытаться проложить путь по грозным скальным башням (так называемым жандармам), выступающим на остром восточном гребне.
Первая группа преодолевала крайне сыпучую скалистую стену второго «жандарма». В задание второй группы входило: сбросить слабо державшиеся камни и закрепить на крючьях веревки, которые могли бы облегчить продвижение идущим за ними.
Вторая группа веревкой почему- то не связалась. Николаев, вися над обрывом и перехватываясь за выступы скал, медленно поднимался вверх. Внезапно ему на руку упал камень. Он вскрикнул, разжал руку, которой держался за выступ скалы, и начал падать. Груда камней рухнула вместе с ним... Его поиски не увенчались успехом».
Потрясенный гибелью Николаева, выбыл из строя еще один участник экспедиции — Аркадий Георгиевич Харлампиев. Однако откладывать штурм восточного гребня было нельзя, от этого зависел успех всей экспедиции.
Надо повторить, что Николай Петрович Горбунов официально возглавлял экспедицию на пик Коммунизма. И теперь, понятно, он сильнее всех переживал гибель человека. Представьте, какое самообладание требовалось ему, чтобы воодушевить людей на продолжение восхождения.
Только к концу августа все было готово, наконец, к штурму вершины. В нем должны были участвовать шесть человек — две тройки. Но двадцать четвертого августа, в день выхода, пришлось сразу же нарушить утвержденный план восхождения. Альпинист Шиянов накануне вечером заболел и на утро не смог выйти с первой связкой. Гущин и Абалаков с тяжелыми рюкзаками пошли вверх вдвоем, каждый нес более пуда деталей метеорологической станции.
Высокогорье сказывалось, конечно: не хватало кислорода, кружилась голова — иногда до временной потери сознания. Сорвавшийся камень раздробил кисть Гущина, но даже с одной рукой он решился продолжать восхождение. И снова вдвоем — Абалаков и Гущин — пробивали путь. Ведь метеостанцию нужно было поднять как можно выше.
Теперь они шли уже не по скалам, а по глубокому снегу, лавируя между многочисленными огромными трещинами. Было трудно, очень трудно; однако, несмотря ни на что, каждый из них делал по сорок — пятьдесят шагов, а затем в изнеможении валился в снег.
«Никогда в жизни не думал, что может быть так тяжело», — признавался потом Гущин.
Стрелка альтиметра тем временем подошла к отметке 6900 метров. Здесь сложили автоматическую метеостанцию и налегке пошли обратно — к лагерю «6400». Но к вечеру альтиметр резко (на 200 метров) неожиданно «набрал высоту», что было явным признаком скорой непогоды. И к вечеру за стенами тоненькой палатки уже крутился снежный смерч, свирепствуя со все нарастающей силой.
Минимальный термометр показал в ту ночь минус 45 градусов, а скорость ветра, судя по всему, была не меньше тридцати метров в секунду. Но третьего сентября ветер наконец-то утих; стало ясно и не очень холодно. Ведь температура на этой высоте даже днем редко поднималась выше 25 градусов мороза. Заледеневшие штормовые костюмы потрескивали при каждом движении, колом стояли и брезентовые штаны, и теплые шеклтоны. Однако, несмотря ни на что, Горбунов и Абалаков, связанные веревкой, все же решили подниматься к вершине.
Шеклтоны с привязанными к ним стальными кошками глубоко проваливались в снег. Кожа потрескалась до крови, глаза слепило даже в темных очках.
В полдень стало ясно, что дойти до вершины к ночи не удастся. Горбунов постепенно отставал, поэтому Абалаков вскоре предложил развязаться, то есть двигаться поодиночке. Тогда же решили написать записку о восхождении. В ней было указано, что третьего сентября 1933 года было совершено первое восхождение на высочайшую вершину Советского Союза — пик Коммунизма (7495 метров). Здесь же дополнительно было подписано, что на вершину поднялся Абалаков, а Горбунов поднялся только на вершинный гребень.
Впрочем, восходителям нужно было еще дойти — и до гребня, и до самой вершины пика. Но снег тем временем стал вдруг твердым, как фарфор, так что острые зубья кошек едва оставляли на нем след. Под шквальными порывами ветра альпинисты с трудом балансировали на остром гребне.
Читать дальше