Знание-сила, 1997 № 05 (839)

Чтобы из серьезного патронного производства возникла физическая задачка сомнительной важности, требуется человек с призванием физика-теоретика. Иначе изобретение вполне конкретного прибора не поведет к абстрактному вопросу: а что если магнитные силы заменить электрическими? Ведь это был совершенно не производственный вопрос, а вопрос к природе, в которой Имеется странная симметрия электричества и магнетизма.

За сорок лет до того служащий патентного бюро в Берне, размышляя над кажущейся несимметрией движущихся зарядов, создал самую знаменитую физическую теорию, сделавшую и его самым знаменитым физиком. Начиная размышлять о какой-нибудь несимметрии природы, теоретик не знает, придет ли он к теории относительности, просто к новой формуле или не придет ни к чему разумному вовсе. Но общий психологический мотив одинаков.

Итак, в самом теплом и светлом помещении Ульяновского патронного завода — в парткабинете, рядом с томами основоположников, двадцатитрехлетний инженер занялся теоретической физикой и придумал способ вычислить интересовавшую его электромагнитную силу.

За этой задачей последовали другие — столь же ненужные для производства патронов, но интересные для начинающего теоретика. Интересны они были прежде всего тем, что на вопрос, задаваемый природе, ответ достигался с помощью рассуждений и математических выкладок, что возможно, только если умело распорядиться симметриями и асимметриями. Из этих задач формулировку только одной можно не пояснять: с какой скоростью увеличивается толщина льда, окруженного ледяной водой? (не подсказал ли холод военных лет эту задачу?)

Решения двух других задач начинающий теоретик отправил отцу в Москву, а тот показал их Игорю Евгеньевичу Тамму, главному теоретику в Физическом институте Академии наук.

В результате в январе 1945 Андрей Сахаров стал аспирантом ФИАНа и занялся наукой: «Я уже давно внутренне был готов перейти на чисто научные занятия, готовился к этому, хотя мне и было немного жалко оставить ту изобретательскую работу, которая начала у меня получаться. Но тяга к науке была сильней, с огромным перевесом».

Однако на чистую науку история ему дала всего несколько лет. Взрыв американской атомной бомбы в Хиросиме в августе 1945 /ода был адресован и Советскому Союзу. Вопиющая атомная асимметрия требовала ответа. Так считали не только сталинские политики, но и советские физики. Только что пережитая тяжелейшая, разрушительная война, сменившаяся так быстро войной жестокохолодной, крах надежд на послевоенное мировое содружество и свободное развитие,— все это в условиях тотально-контролируемого общества помогало не замечать злокачественные симптомы сталинизма. Восстановление симметрии силы, баланс ядерного оружия для физиков был не столько великодержавной претензией, сколько предотвращением новой войны.

Летом 1948 года к супербомбовой физике были подключены и теоретики ФИАНа во главе с учителем Сахарова И. Е. Таммом. Андрею Сахарову, только что защитившему диссертацию по чистой науке, пришлось вернуться к изобретательству. Почти на двадцать лет. Он не только считал это необходимым, ему нравилось это дело, и оно у него получалось.

Изобретательство вовсе не противоположно теоретической физике. Был изобретателем Эйнштейн. А другой замечательный теоретик Энрико Ферми по поводу именно супербомбовой техники сказал: «Превосходная физика!» Для физика- теоретика термоядерный взрыв с его астрономическими температурами и давлениями — это уникальная возможность попасть внутрь звезды и проверить свои способности в области, иначе попросту недоступной.

Это все так. Но спустя сорок лет Сахаров с грустью писал в письме: «Пытаюсь изучать сделанное умными людьми в области квантовой теории поля ... вещь крайне трудная, и я часто отчаиваюсь когда-нибудь выйти на должный уровень — упущено с 1948 года слишком многое, сплошные пробелы, и все последующие годы я только за счет удачи и «нахальства» мог что-то делать, часто попадая впросак ши работая впустую».

«Нахальство» по-другому называется смелостью, а удача — награда за смелость и в науке. Но нет оснований не верить Сахарову: термоядерное изобретательство поглощало слишком много его времени, чтобы поспевать за развитием фундаментальной физической теории.

Как бы ни было увлекательно изобретение искусственной микрозвезды, к концу пятидесятых годов стало ясно, что проблемы исчерпались. За изобретением следовала технология — там тоже был простор для творчества, но не физика- теоретика, которому следовало либо переквалифицироваться, либо искать новое место работы.