Уже в начале семидесятых годов мы, собираясь по разным поводам, говорили о том, что холодная война проиграна. Не в военной сфере, не в области вооружений, а в области общего развития техники и технологий. Мы делали гораздо более резкие заявления, чем любые диссиденты, причем делали их в письменном виде, докладывая в отдел науки ЦК, научно-промышленную комиссию.
Но сделать было ничего нельзя. Косыгинские реформы провалились. Потеряв ту самую главную цель- обеспечение паритета в области вооружения, номенклатура стала заниматься самообеспечением.
Вот, собственно говоря, грустные заметки об истории того, что произошло. И надо учесть, что Академия наук здесь играла положительную роль. Она старалась, в отличие от монополизированной промышленности, предотвратить катастрофу. Ну тут можно рассказывать без конца. Очень много интересного было за это время сделано, но это все не пошло на пользу, к сожалению. Серость, тупость, эгоизм продолжают прогрессировать, и то, что сейчас происходит, – следствие того, что случилось уже в семидесятые годы.
А в вычислительном центре Академии наук мы тоже оказались в довольно трудном положении. Основные задачи, задачи фундаментального типа, которые стояли перед нами в области расчета тех же траекторий ракетных снарядов, расчета аэродинамики, создания систем проектирования, были в основном сделаны. Надо было искать новые области приложения сил. И опять же должен сказать добрые слова в адрес Академии наук. Там понимали возможные перспективы.
И вот вам один только пример, но очень яркий.
На поиск новых областей нас толкал непосредственно Мстислав Келдыш, тогдашний президент Академии наук.
В то время уже было ясно, что проблема взаимоотношений человека с биосферой становится все более и более актуальной. И вот в нашей деятельности большую роль сыграли два человека: академик-почвовед Виктор Абрамович Ковда и Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский.
У меня в кабинете в вычислительном центре иногда возникали маленькие импровизированные семинары, где мы говорили о будущем, о всяких проблемах, где Тимофеев-Ресовский и Ковда нам рассказывали о том, что такое биосфера, о работах Вернадского, о достижениях великого русского естествознания, о котором сейчас почти не говорят. И мы довольно много дискутировали и обдумывали, куда идти дальше, что делать.
Как-то я был у Тимофеева-Ресовского в Обнинске, под Москвой. Он меня провожал на электричку и сказал фразу, которая для меня была, так сказать, благословением на деятельность. Он сказал: «Вы знаете, Никита Николаевич, без широкого моделирования процессов биосферы и взаимоотношения с обществом мы продвинуться далеко не сможем. Одни экспериментаторы здесь не справятся».
Мне тогда казалось, что это почти бредовая идея, потому что задача фантастически сложная: комплекс моделей – атмосфера, океан, биота, образование облачности, выпадение осадков, образование снега, таяние ледников – все должно быть завязано вместе и связано с деятельностью человека. Как можно к этому подойти? К этой невероятно сложной системе?
Но в том-то и дело, что в Советском Союзе была заложена культура мысли для подступа к вот такой системе. Здесь я бы выделил Николая Николаевича Боголюбова, исследований которого сыграли большую роль в разработке математического обеспечений. Он об этом даже не знал. Я ему рассказывал, а он не понимал: «Какое отношение имеют мои идеи к тому, что вы делаете?» А на самом деле, мы были его, если угодно, учениками.
И вот у нас, пока еще на таком чисто домашнем уровне, в начале семидесятых годов сформировалось представление с том, что собой представляет вычислительная система, которая имитирует функционирование биосферы.
В1972 году в Венеции был конгресс, организованный ЮНЕСКО, посвященный глобальной тематике. И там Медоуз, выступая от имени группы, куда входил Форрестер, он сам и еще целый ряд людей, сделал доклад Римскому клубу, который назывался «Пределы роста». Он показал: если так будет все идти, то человечеству недалеко до окончания своего существования. Работа была принята «на ура».
Единственным человеком, который возражал, который выступил с критикой, был ваш покорный слуга. Дело в том, что Медоуз пользовался техникой Форрестера. Форрестер – инженер-электронщик, который умел многое считать, но он был совершенно не физик, не естественник, и его модель была совершенно примитивной – пять уравнений. Описать ими сложнейшие процессы, конечно, невозможно.
Читать дальше