Знание-сила, 2001 №10 (892)

По материалам радиостанции ВВС журналов Nature, Science; New scientist Discovery, Scientific American

«Когда чип удалили, я почувствовал, что мне чего-то не хватает. Как это ни странно, но я почувствовал что-то похожее на потерю близкого друга. Для меня как ученого это было совершенно шокирующее чувство – привязанность к машине».

Эти слова Кевина Уорвика, жившего восемь дней с имплантированным компьютерным чипом, появились на наших страницах два года назад, когда мы открыли обмен мнениями о нынешних особенностях взаимоотношений «человек – машина». Нарастающий накал дискуссий, вторжение в них экстремальных ситуаций побудили нас через год продолжить разговор в «Теме номера» под названием «Человек и компьютер» (2000, № 9). Одним из его героев оказался тот же Уорвик, и ом же недавно напомнил о себе смелыми экспериментами по вживлению в свою нервную систему микросхемы, о чем мы сообщили в прошлом номере журнала.

Все более становилось явным, что речь идет не о чудачествах ученого-одиночки, а о новом витке испытаний, через которые вскоре предстоит пройти Человеку, когда он в очередной раз вплотную подступает ко вчерашним границам познания, назавтра, как выясняется, уже пересеченным.

«Конечно, не исключено, что, таская наугад каштаны из этого огня, мы в конце концов вытащим что-нибудь такое, из-за чего жизнь не только у нас, но и на всей планете станет просто невозможной. Это будет невезенье. Однако, согласитесь, это всегда грозило человечеству». Не становится ли предостережение Пильмана, персонажа повести Стругацких «Пикник на обочине», особенно актуальным сейчас – в случав грядущего вытеснения людей роботами? Причем; что важно, не обязательно прямого избавления от рода человеческого, так сказать, извне – но изнутри; путем его перерождения «введением машины в себя»?

Вчитываемся: «…его вдруг ударила жуткая мысль: это вторжение. Не пикник на обочине, не призыв к контакту – вторжение. Они не могут изменить нас, но они проникают в тела наших детей и изменяют их по своему образу и подобию». Судя по Уорвику – уже нас.

Картины из фантастических произведений кажутся отнюдь не мрачными по сравнению с оценками и прогнозами самих ученых. Их сомнениям и спорам о стремительно плодящихся технологических достижениях и об «отмене человека» мы посвящаем эту рубрику.

Александр Волков

Ученые давно разбились на две партии и в своих спорах попеременно рисуют грядущий мир то белой, то черной краской. Одним он нравится. Другие готовы занести людей в «Красную книгу-2» – список зверья, истребленного роботами.

Да, скептики мрачно говорят о неминуемом наступлении машин, и хор их составлен из весьма авторитетных ученых. Так, в антиутопии британца Кевина Уорвика, профессора кибернетики Редингского университета, в 2050 году миром будут править машины; «люди превратились в животных и используются как животные». Им приходится «делать то, что им приказывают… В 27-28 лет они уже изнашиваются, и их отправляют в крематорий».

В своей нашумевшей статье американский ученый Билл Джой (см. «Знание – сила», № 9/2001: А. Семенов. «Мы не нужны будущему») требует остановить технический прогресс, чтобы уберечь человечество от гибели.

«Нет, так ничего не получится, – возражает Ханс Моравек, руководитель Института мобильной робототехники при университете Карнеги – Меллона (Питтсбург, США). – Прогресс – это один из человеческих инстинктов. Его нельзя контролировать». Нельзя, потому что прогресс неотвратим. Название недавно вышедшей книги Моравека одной фразой описывает путь развития общества: «Компьютеры захватят власть».

Раз уж мы придумали роботов, их нельзя отменить. Им придется участвовать в жизни людей, помогая нам или мешая. Слабость нашего тела – залог их побед. Они восполнят то, чем обделила нас эволюция. «Мне хочется столько знать, – сводит счеты с анонимным Творцом человека Ханс Моравек. – так почему я не могу расширить память моего мозга? Почему нервные импульсы в моем организме не передаются со скоростью света и мои реакции безнадежно запаздывают? Почему я могу смотреть только вперед и не вижу, что творится за моей спиной? Почему при мне нет «атомного чемоданчика», где лежал бы какой-нибудь урановый аккумулятор и подпитывал меня энергией, словно подводную лодку, готовую без кониа кружить вокруг света? Почему, наконец, я не бессмертен?»