Альфред Барков - Прогулки с Евгением Онегиным

Остановлюсь на некоторых интересных моментах, обнаруженных при ознакомлении с другими главами в том виде, как они были изданы впервые. Не скрою, мне хотелось видеть, как именно при публикации в 1828 году четвертой и пятой глав было оформлено так называемое «посвящение Плетневу». И вот теперь, исходя из самой формы публикации, могу окончательно утверждать: посвящение «Не мысля гордый свет забавить…» никогда не относилось к личности П. А. Плетнева.

Начну по порядку – с самого начала – с первого листа, на котором, как и при издании всех остальных глав, пропечатано только одно, уже ставшее традиционным: Евгений Онегин.

Следующий лист (стр. 3) – обычный титульный. На его обороте (стр. 4) слова: С разрешения Правительства.

Пятая страница – большими буквами: Петру Александровичу Плетневу. (с точкой в конце). Оборот (6-я страница) – чистый.

Седьмая страница: текст посвящения «Не мысля гордый свет забавить…» с датой внизу: 29 декабря, 1827. Оборот (стр. 8) – чистый.

Девятая страница: Глава Четвертая (оборот чистый).

Одиннадцатая страница – начало текста четвертой главы.

Двенадцатая страница: впервые проставлен номер страницы; продолжение текста главы.

Внимательный читатель уже заметил по расположению страниц, что в этом издании два разных посвящения: первое – П. А. Плетневу на стр. 5, и второе, на стр. 7 («Не мысля гордый свет забавить…») – кому-то еще. Это – два самостоятельных структурных элемента, что подчеркивается размещением их на нечетных страницах разных листов и разделением их друг от друга чистой шестой страницей.

«Авторство» этих двух структурных элементов принадлежит разным лицам: Пушкин-«издатель» посвящает Плетневу издание двух глав, в то время как «автор» – Онегин свою исповедь посвящает Татьяне.

Впрочем, для внимательного читателя того времени и так все должно было быть ясным: ведь до этого уже имел место прецедент, броско поданный еще в первой главе. Там было посвящение: Брату Льву Сергеевичу Пушкину. Тоже на отдельной, нечетной странице – кстати, подразумевающей тот же пятый номер в системе пагинации. А что было на ее обороте? – Тоже ничего. А на следующей, седьмой? – Начало Вступления («Вот начало большого стихотворения…»), то есть, совершенно другого структурного элемента, не имеющего ничего общего с посвящением брату. А теперь сопоставим содержание этого Вступления с содержанием Посвящения «Не мысля гордый свет забавить…». Нетрудно обнаружить, что в обоих этих структурных элементах есть общая тема – отношение пишущего к содержанию публикуемого романа. То есть, общий этический контекст, который, по Бахтину, вызывает их диалогическое взаимодействие, в результате чего не может не появиться новая эстетическая форма – то есть, новый образ, наше новое или измененное представление о чем-то. О чем же? Да хотя бы о том, что эти два разделенных второй и третьей главами структурных элемента характеризуют издаваемый роман с двух различных позиций: в первом случае – «издателя», а во втором – «автора»; что как Вступление к «Разговору» и первой главе не имеет никакого отношения к содержанию предшествующего ему посвящения брату Льву Сергеевичу, точно так же и посвящение «Не мысля гордый свет забавить…» не имеет никакого отношения к проставленному до этого посвящению другу Петру Александровичу.

Приношу извинения за столь подробное описание архитектоники первой главы: вынужден сделать это, поскольку академические издания этих вопросов не отражают (о ссылках на страницы первого издания речь там вообще не идет); хуже того, уже с первых строк описания этого издания (стр. 638 Шестого тома) идут текстуальные искажения.

Тем не менее, текстологи могут мне возразить, вполне обоснованно сославшись на двадцать третье примечание к роману при его издании в 1833 году. Там четко было сказано, что при первом издании посвящение «Не мысля гордый свет забавить…» якобы было адресовано П. А. Плетневу. Казалось бы, вопрос предельно ясен, и нечего ломать копья. Но, опять-таки, поставим себя на место читателя 1828 года: до выхода в свет полного издания романа с двадцать третьим примечанием еще целых пять лет, а сейчас в руках читателя «синица» – документ в виде книжки с четвертой и пятой главами. И он видит в этом документе то, что там есть, а не что будет потом… Да еще не известно, в каком виде оно появится…

…А появилось это двадцать третье примечание тоже не без мистификации, причем весьма изощренной. Ищем то место в тексте, в котором помещена эта двадцать третья сноска (откройте, читатель, роман в начале четвертой главы – годится любое издание). Читаем: Глава четвертая. Далее – эпиграф на французском языке. Потом – перечисление одной строкой выпущенных строф: I. II. III. IV. V. VI. (в точности как в современных изданиях). Так вот в издании 1833 года сноска стоит в этой же строке, после цифры VI, совсем рядом с нею. Таким образом, примечание, повествующее о том, что в издании 1828 года посвящение адресовалось П. А. Плетневу, отнесено к шести несуществующим строфам! То есть, зри, читатель: если что-то и было когда-то посвящено Плетневу, так разве что только текст этих несуществующих шести строф…