Альфред Барков - Прогулки с Евгением Онегиным

Но читаем дальше. Шестая глава, издание 1828 года. Страница 46: «Примечание. В продолжение издания I Части Евгения Онегина вкралось несколько значительных ошибок…» – и далее следует перечень «ошибок», в котором «Разговор книгопродавца с поэтом» четко отнесен к корпусу первой главы.

Я писал об этом факте в главе о «Разговоре» как эпилоге романа, но сейчас речь не об этом. Дело в том, что та глава писалась на основании данных Шестого тома Большого Академического собрания. Нет, на этот раз разночтений, слава Богу, нет. Но есть другое: для того, чтобы заметить еще один подвох в только что процитированном тексте, академического собрания явно недостаточно. Нужно брать первые издания глав и читать их в том порядке и в том виде, как они издавались. В натуре и подряд. И только тогда упоминание о «конце» так называемой «I Части» бросается в глаза как совершенно несуразное: ведь до этого ни в издании 1825 года, ни в последующих, никаких упоминаний о «I Части» не было вообще.

И вот, после перечня «ошибок», на странице 48 появляются завершающие слова: «Конец первой части». Да, читатель заранее «подготовлен» к такому анонсу, обещающему минимум еще одну такую же часть. Это ничего, что «подготовка» эта началась не в 1825 году, а только что, буквально за две страницы до этого, в «служебном» тексте. Прочитав в 1830 году седьмую главу, читатель еще более уверился в том, что конец романа будет еще ох как не скоро: ведь последняя фраза этой главы («Хоть поздно, а вступленье есть») подтверждала, что он, читатель, только что закончил читать не просто седьмую главу, а первую главу второй части романа, фактически последнюю главу «вступления». Он вряд ли даже обратил внимание на то странное обстоятельство, что, хотя шестая глава закачивалась словами «Конец первой части», седьмая глава почему-то не предварялась словами «Часть вторая». Вообще, кроме шестой главы, никаких других упоминаний о «Частях» больше вообще не было.

Это мы с вами знаем, что в романе восемь глав. Но читатель 1830 года этого еще не знал, и он вряд ли обратил внимание на такую безделицу. И когда он в 1832 году шел покупать очередную главу, у него в голове все еще звучала последняя фраза из предыдущей: «Хоть поздно, а вступленье есть». Естественно, он ожидал увидеть на обложке своего нового приобретения слова «Глава VIII» – на том самом месте, где он уже привык видеть номера предыдущих глав. Можно представить тот шок, который испытал такой читатель, когда на обложке вместо восьмого номера он увидел буквально следующее: «Последняя глава Евгения Онегина. Санктпетербург 1832».

Я прошу обратить внимание на текст этой обложки и ответить на простой вопрос: какому из шести падежей в данном случае соответствуют окончания слов: «Евгения Онегина»? Ясно же, что родительному. Но спрашиваем себя (или Пушкина?) дальше: на какой вопрос отвечает такая падежная форма? Хорошо, мы с вами со школьной скамьи знаем, что «Евгений Онегин» – название романа, поэтому психологически подготовлены к тому, что имя и фамилия эти отвечают на вопрос «чего?» (Последняя глава чего ? – «Евгения Онегина» – с подразумеваемыми кавычками). Но те тысяча двести человек, раскупивших этот тираж, «Онегина» в школе не проходили. Возможно, некоторые из них вовсе не читали предыдущих глав, и именно для таких людей, впервые увидевших это имя в таком грамматическом подчинении, психологически оно должно было восприниматься как отвечающее на вопрос: «Чья?»

Каковы же самые первые слова восьмой главы? Неужели «В те дни, когда в садах Лицея…»? Для нас, читателей конца XX века, эти слова в этой главе действительно первые. Потому что мы все знаем заранее. Потому что не мы ждали два года выхода восьмой главы, сохраняя в голове врезавшиеся в память последние слова седьмой – о «вступленьи», которое «есть». Потому еще, что подавляющее большинство из нас не имеет ни малейшего представления о том, как выглядела обложка этой восьмой главы. Так вот для того читателя первыми словами стали все-таки те, которые он увидел на обложке долгожданной книжки: «Последняя Глава Евгения Онегина».

В этом оригинальном издании первые восемь страниц, включая и Вступление, повествующее о решении «автора» «выпустить» целую главу, как бы не существуют вовсе. Первая проставленная колонцифра («2») стоит там, где по всем правилам должна стоять цифра «10». То есть, первых восьми страниц – со Вступлением, с «Глава осьмая» на отдельном листе, с «прощальным» эпиграфом из Байрона – как бы и нет вовсе: их нумерация не только не проставлена, но даже не подразумевается. Это – страницы-«фантомы». Или обобщенная «нулевая» страница романа – каждый волен толковать этот факт по своему усмотрению. Но главное при этом все же то, что это – действительный факт.