Михаэль фон Альбрехт - Мастера римской прозы. От Катона до Апулея. Истолкования

Проза как литературная форма изображения уже в силу своей неразрывной связи с вескостью «вещей», предметного содержания текста, соответствует одной из сторон римскости; иные тенденции дозволяли углубленный и утонченный подход — «римской» является социально-психологическая компонента, на всем ее протяжении — от общения между людьми и до политики, «римской» будет и автостилизация индивидуальности под маской произведения, но прежде всего к «римскому» относится строгое, музыкально-архитектурное чувство формы.

Программа рассмотрения истории языка как истории духа здесь выдвигаться не будет; учитывая значимость эстетической формы и дистанции между переживанием и высказыванием, каждому новому случаю необходимо уделить достаточное внимание как таковому. Тем не менее наши истолкования могут побудить рассмотреть подробнее, как то или иное ключевое слово, сначала употребляемое без рефлексии, затем переживает момент интеллектуального «просветления», вскоре внутренне опустошается и становится добычей иронии, а в конечном итоге обретает новую ценность как отражение философской позиции или религиозной предопределенности.

Хотелось бы, чтобы намеренное многообразие путей истолкования, избранных в соответствии с особенностями текстов, было воспринято как побуждение к исследованию латинского языкового искусства4.

Книга посвящена моим ученикам.

Михаэль фон Ллъбрехт

О СЕЛЬСКОМ ХОЗЯЙСТВЕ ПРЕДИСЛОВИЕ 5

£st interdum praestare mercaturis rem quaerere, nisi tarn pe- riculosum sit , et item fenerari, si tarn honestum sit. maiores nostri sic habuerunt et ita in legibus posiverunt: furem dupli condemnari, feneratorem quadrupli. quanto peiorem civem existimarint feneratorem quam furem, hinc licet existimare.

et virum bonum quom laudabant, ita laudabant: bonum agricol am bonumque colonum ; 3. amplissime laudari existimabatur, qui ita laudabatur. mercatorem autem strenuum studiosumque rei quaerendae existimo, verum, utsu- pra dixi, periculosum et calamitosum. 4. at ex agricolis et viri fortissimi et milites strenuissimi g ignuntur, maximeque pius quaestus stabilissimusque consequitur minimeque invidiosus, minimeque male cogitantes sunt qui in eo Studio occupati sunt, nunc, ut ad rem redeam, quod promisi institutum principium hoc erit.

Справедливо6, что иногда лучше составить себе состояние с помощью торговых дел — не будь это столь рискованно, — а также давать деньги в рост, будь это только нравственно. Наши предки придерживались того мнения7 и в соответствии с ним положили в законах: вор должен быть приговорен к уплате вдвое, ростовщик — в четыре раза. Насколько хуже вора был, по их мнению, ростовщик как согражданин, можно соответственно определить по этому. Если они хвалили дельного человека, то хвалили его так: «Дельный земледелец и дельный сельский хозяин». Тот, кого хвалили так, получал, по их мнению, наивысшую похвалу. Торговец, однако, по моему мнению, деятелен, ревностен в помышлениях о прибыли, но, как сказано, подвержен опасностям и несчастьям. Но из сельского сословия выходят самые отважные солдаты, и им выпадает заработок самый чистый, постоянный и такой, которому меньше всего завидуют, и люди, занимающиеся этой деятельностью, менее всего склонны к злым помыслам. Но назад, к делу, к заявленному намерению. Это8 будет начало —

Вводные замечания

«Более благоприятную почву [нежели поэзия] предоставила ему проза, и со всей свойственной ему многосторонностью и энергией он отдался тому, чтобы создать прозаическую литературу на родном языке»9. Как и Т. Моммзен, Э. Норден признает10, что Катон был не только противником, но и учеником греков; сужая смысл нравственного изречения Цицерона в духе психологии стиля, он понимает язык Катона как выражение его личности11. Сопоставляя дикцию дидактического произведения о сельском хозяйстве с «намного более развитым» стилем историографического труда12, он находит ее «совсем сырой»; к тому же, разумеется, и в рамках De agricultura следует проводить различие между стилем вступления и собственно дидактической частью.

Тщательную отделку praefatio, ее «намеренное словесное изобилие и нечто вроде фигуры речи в повторениях и противопоставлениях» признал Ф. Лео13. А. Кап- пельмахер14 в свою очередь отметил, что, кроме того, все предисловие членится, по принципу древнеиталийского сакрального языка, на отвечающие друг другу части, в то время какЛеман искал в нашем тексте использования принципов греческой риторики15, исходя прежде всего из понятий periculum (опасность) и honestum (нравственное)16. Оба аспекта рассматриваются в предисловии Катона в такой последовательности: abba. Эта отмеченная уже Бюхнером17 хиастическая структура, по Леману, ближе античному мироощущению, чем та, которая кажется более естественной нам, — ab ab, где ход мысли повторяет свое начало. Таким образом, что допускает и Леман, кольцевая композиция может восходить не только к влиянию греческой риторики. Имело бы смысл вдобавок уточнить, что эта форма, если и не стоит непременно рассматривать ее как наиболее естественную для античности, совершенно однозначно представляет собой архаический структурный тип18. Для Лемана тема praefatio развивается в соответствии с теЪка KefdXaia generis deliberativi. Катон ставит на передний план utilitas — пользу сельского хозяйства, его свободу от periculum и его ценность как honestum.