Георгий Адамович - Письма Г.В.Адамовича к З.Н. Гиппиус. 1925-1931

< Paris, 1е 29 <���октября> 1928. Бумага: La Coupole 102, Bd du Montparnasse > [319]

Дорогая Зинаида Николаевна

После Сербии, банкетов, и съездов, и орденов, и выговоров королю — «как живется Вам, как можется» [320]? Скоро ли едете в Париж? Я здесь уже с неделю. «Гран-сезон», как выражается Георгий Иванов, разгорается. В общем, довольно мерзко, но могло бы быть и еще хуже. Поэтому не ропщем. Я совсем не люблю Ривьеру, но когда приезжаю сюда — у меня «ностальгия» по свету и небу. Напишите мне, пожалуйста, tres chere madame [321]. Адреса два, на выбор, за неимением одного собственного: 1) Poste restante. Bureau XV, annexe I, rue Alexandre Cabanel, 2) Кантору, для меня. — 22, rue Eugene ManueL Paris XVI.

Целую Ваши руки.

Ваш Г. Адамович

<���Штемпель: 19.11.1928>

Дорогая Зинаида Николаевна

Письма Ваши я все в исправности получил, и на ниццский адрес, и здешние. Спасибо. Здешние, впрочем, так суровы, что я «ума не приложу» — чем это вызвано. Вины за собой не знаю, кроме фельетона о Дон-Аминадо [322]. Но литература есть чепуха и чушь — т. е. такая литература, и в ней «все позволено». C’est ma profonde conviction [323]. Вообще, дорогая Зинаида Николаевна, если бы Вы знали, как мне надоели блюстители всяческой нравственности!!! Может быть, Вам обидно, но я Вас такой не считаю, поэтому и пишу Вам. Вообще, я к Вам полон нежнейших чувств, и литературно, и жизненно. Не сердитесь за признание.

Спаржа на днях сказал очень верно (для меня): «Раскрыл “Возрождение”, увидел статью “о большевизме Блока” и обрадовался, что З<���инаида> Н<���иколаевна>». Оказался Ходасевич [324]. Что Вы делаете и как живете? Собираетесь в Париж?

Вы на днях должны получить книгу о Каннегисере, со стихами и тремя статьями (Алданов, Г.Иванов и я) [325]. Большая просьба к Вам от семьи и «окружения»: напишите статейку в «Возрождении» [326]. Это очень Ваша тема — стихи и террор. Стихи средние, но по молодости. Они очень хотят, чтобы была пышная пресса, а кому же в «Ренессансе» писать?

Если будете мне отвечать, пишите, пожалуйста: 5, rue de l'Avre, Hotel «Chambre», № 21. Я тут хотя ненадолго, но пока поживу. Целую Ваши руки.

Ваш Г.Адамович

<���Осень 1928.Бумага: Cafe-restaurant des Tourelles 23, Boulevard Delessert> [327]

Дорогая Зинаида Николаевна

Надеюсь, Вы уже в Париже. Как Ваше здоровье и можно ли Вас видеть?

Ваш Г.Адамович

5, rue de l'Avre (XV).

<29 ноября 1928. Почтовая бумага: La Coupole.

Cafe restaurant. Bar americain. 102, Boulevard du Montparnasse, Paris> [328]

Дорогая Зинаида Николаевна.

Начну с полемики о «нравственности» [329]: я не о себе писал, а о других — тут был процесс у Спаржи и некоторое общественное ахание по этому поводу. Вы, может быть, читали — было и в «Ренессансе», кстати, в премерзком тоне! Меж тем, Спаржа внутренне очень чистая и очень честная [330]. Но вот что удивительно: у меня до сих пор не было ни одного друга, о котором бы «что-нибудь не выяснилось». Это длинная и удивительная коллекция. Меня это наводит на горестные размышления. Но мне хотелось бы написать в этом роде «мемуары Мартынова» [331]— с философским послесловием о сущности добродетели. Вы, пожалуй, поморщитесь, что «устарело». Это для меня в Вас непонятно — а иногда отчудительно, как в то воскресение у Вас, очень мне памятное, когда речь шла о смертной казни, и Вы на меня махали рукой, что все это уже разъяснено, опровергнуто и т. д. Ну, оставим.

Предо мной лежит Авортон [332], только что полученный и еще не прочитанный. Перелистав, нахожу, что слишком много божественного, — но это впечатление поверхностное, по именам: все больше Евлогий или Бердяев [333]. Стишок прочел: ужасен, по-моему, второй Раевский, «один танцует вещь», «другой танцует так» [334]. С ним «Корабль» дотанцуется. И еще, в «Лампе» — зачем Вы обижаете Аненнского? Там, мимоходом [335]. Напомню Вам один Ваш афоризм — старый, который я помню 20 лет: «Жестокость оправдывается только любовью», — из «Дневника» [336]. У Вас с Анненским глубинное недоразумение. Вот если «Корабль» еще будет выходить, испросите мне у редактора разрешение на «Воспоминания об Анненском» [337]— вымышленные мемуары, как Платон о Сократе, excusez du peu [338]. Или другое, по божественной части — о конце, об истаивании или увядании христианства: не трактат, конечно, а «грустные заметки», с множеством, увы, увы!», но с нежеланием на этот счет обольщаться [339].

Получили ли Вы Каннегисера? Меня очень позабавила сегодняшняя заметка о книге в «Возрождении», в хронике Ход<���асеви>ча, — с разделением на «статьи» и «заметки». Ну, моя — коротенькая, пусть. Но отчего у Иванова «заметка»? Все это очень миргородское, совсем Ив<���ан> Ив<���анович> и Ив<���ан> Никиф<���орович> [340]. — Читали ли Вы «Евразию» [341]? Адрес Одоевцевой — 13, rue Franclin, (XVI). Напишите ей — она будет довольна. Ее роман имеет успех и «прессу» [342]. Жорж Ив<���анов> пробовал устроить стихи Поплавского в «С<���овременные> Записки», но, кажется, тщетно [343].