Борис Миркин - Что такое растительные сообщества

Во многих книгах — монографиях и учебниках по фитоценологии — приводились многочисленные графические схемы, где стрелками были показаны эволюционные связи разных типов растительности, взаимодействующих как целые единицы.

Надо заметить, что парадигма организмистов, как и любая научная парадигма, отличалась логической стройностью и потому до поры до времени служила хорошей основой для организации "научного сообщества" геоботаников всего мира. В СССР в этот период были достигнуты значительные успехи в изучении растительности, под руководством академиков Е. М. Лавренко и В. Б. Сочавы сформировалась картографическая школа и были созданы карты растительности для всей территории страны и ее отдельных районов. В начале 40-х годов академиком В. Н. Сукачевым было создано биогеоценологическое направление, которое в значительной мере продвинуло наши знания о функции растительного сообщества как части всего природного единства живого и неживого, которое В. Н. Сукачев назвал биогеоценозом [1] Нередко, особенно за рубежом, эти единства называют экосистемами, однако понятия биогеоценоза Сукачева и экосистемы различны. Биогеоценоз — это экосистема определенного ранга, границы которой определяются тем фитоценозом, который изучают фитоценологи. Экосистема, как принято говорить, — это безранговое понятие, экосистемой являются и муравейник, и целый остров, и вся биосфера в целом. Как экосистему рассматривают и кабину космического корабля с космонавтами. .

И тем не менее аномалии и пытавшиеся объяснить их с других позиций экстраординарные ученые появились уже в 1910 г., который мы выбрали для того, чтобы отделить допарадигмальный и парадигмальный периоды развития фитоценологии. В тот же год, когда организмисты собрались в Брюсселе, на другом собрании ученых, правда не международного, а российского масштаба, на съезде естествоиспытателей и врачей, совсем молодой двадцатишестилетний ученый Леонтий Григорьевич Раменский сделал доклад "О принципе непрерывности растительного покрова", где сформулировал представления иной парадигмы, позволяющей понять природу растительности несравненно глубже и объективнее. В тот же год в США аналогичные воззрения высказывает Г. Глизон, а спустя несколько лет во Франции — Ф. Ленобл, в Италии — Г. Негри. Исследователи приходили к одному и тому же выводу независимо, в чем просматривается историческая аналогия с открытием Г. Менделя, которое, прежде чем стало основой новой парадигмы в генетике и теории эволюции, независимо переоткрыли Де-Фриз, Корренс и Чемрак. Во всех странах эффект выступлений экстраординарных ученых был примерно одинаковым: их попросту игнорировали (принцип "заглушек в ушах"), так как консервативность парадигмы — это ее непременное качество, которое, кстати, вовсе нельзя считать проявлением каких-либо отрицательных качеств участников "научного сообщества". Сопротивление, с одной стороны, приносит пользу открытию, так как стимулирует его, заставляя подбирать новые дополнительные аргументы, а с другой — если представить себе, как после каждого открытия (или ошибки, которую сгоряча приняли за открытие, что в науке, увы, тоже не редкость) все научное сообщество начало бы перестраивать свою деятельность, то паука превратилась бы в анархическое и неуправляемое социальное явление, где члены научного сообщества оказались бы подобны стаду баранов, бегущих сначала в одном направлении, а потом шарахающихся в противоположную сторону. Чтобы изменить направление приложения сил научного сообщества, что возможно при смене парадигм, новые идеи должны выдержать конкуренцию со старыми и утвердить за собой репутацию верных и более соответствующих природе, чем старые. Новая парадигма не может быть распространена путем какого-либо указания сверху, если такое и имеет место, то, как правило, со временем научное сообщество сбрасывает с себя эту псевдопарадигму и продолжает развиваться по своим внутренним законам (как, к примеру, было с учением Т. Лысенко).

Московский профессор-гидробиолог В. Д. Федоров в одной из своих статей о парадигмах образно назвал носителей экстраординарных идей "золушками", а сторонников господствующей парадигмы — "маменькиными дочками". (Золушка грязна, худа, плохо одета, по именно ей впору хрустальный башмачок истины. Маменькины дочки, напротив, хороши собой, имеют привлекательные формы, надушены и прекрасно одеты, но хрустальный башмачок им не подходит.) В. Д. Федоров идет дальше и даже делает попытку обобщения особенностей "ординарных" и "экстраординарных" ученых и не без юмора указывает, что одной из главных особенностей ординарного ученого (т. е. представляющего утвердившуюся парадигму) является стремление к замещению большого количества должностей. Кроме основной работы (а часто и совместительства), ординарный ученый обычно возглавляет значительное количество комиссий, обществ, редколлегий и т. д.). У экстраординарного ученого общее число нагрузок не превышает трех.