— Вы упомянули прогулки за минералами, — сказал мистер Флейшер.
— У меня такое впечатление, что геологи-любители слишком любят ходить табунами. Какой, мистер Росситер, вы бы нам дали главный совет на будущее?
— Больше работы голове и отдыха телу.
— Да я от такой жизни с ума сойду.
— Это смотря как взяться. Я вижу, Главный распорядитель подает мне знак, чтобы я рассказал вам, чем сам занимаюсь на досуге. Я увлекаюсь кукольными театрами. Все мастерю своими руками.
— Один наш знакомый тоже этим занимается со своими друзьями, но он в отличие от нас предпочитает сидячий образ жизни, — сказала миссис Флейшер. — А мистер Флейшер в плохую погоду плотничает.
— Меня тянет сработать что-то солидное, но, что бы я ни взялся делать, ничто как-то меня по-настоящему не захватывает, — сказал мистер Флейшер.
— Они сейчас ставят "Красную Шапочку" — в расчете на внуков, — сказала миссис Флейшер. — У нас пока еще внуков нет, но я думаю; в общем-то эти наши знакомые поступают верно. Молодежь иначе не заманишь. Только у них застопорилось с репетициями, потому что никого не найдут на роль волка, который в конце прикидывается бабушкой.
— Могу я вам, мистер Росситер, задать один вопрос? — сказал мистер Флейшер.
— Разумеется. Какой угодно.
— Почему вы не выступаете по телевизору? Мы с женой слушаем ваши передачи уже пять лет и, конечно, представляем себе примерно, какой вы, но все же приятней было бы знать точно. Мы, понимаете ли, заводим себе друзей с большим разбором, а вы за эти годы как бы стали для нас близким человеком.
Зычно хохотнув, мистер Росситер сказал:
— Скажите ваш адрес, и Главный распорядитель пришлет вам мою фотографию с автографом и наилучшими пожеланиями. Оставайтесь такими же молодыми. И такими же бодрыми. Сейчас перерыв, а после него мы вернемся к нашим радиослушателям.
Рекламы и объявления
Мистер Росситер, которому шел восемьдесят второй год — это, собственно, и мешало ему выступать по телевидению, — поглядел на Главного распорядителя, а иначе говоря — свою жену, которой шел восемьдесят третий. Она подала ему кофе и чмокнула его в губы, отодвинув микрофон.
— Ужасно не хочется рассылать эти фотографии, — сказал мистер Росситер, глядя на пачку фотографий, снятых, когда ему было пятьдесят лет, подписанных и сильно отретушированных. — И я еще после этого смею осуждать мошенников.
— Тут нет ничего преступного.
— Как-то противно сегодня было называть тебя Главным распорядителем. И зачем ты так высоко села? Тебя было совсем не видно. Ты же знаешь, мне трудно вести разговор, когда я тебя не вижу. Достань мне, пожалуйста… — Молчание. — Минуточку, сейчас вспомню.
Миссис Росситер подождала две минуты.
— Сию секунду.
Она подождала еще — прошло девяносто секунд.
Мистер Росситер сказал:
— Достала?
— Мой ангел, ты же не сказал — что.
— Всегда так со мной в перерывах.
— И что тебе этот Главный распорядитель. Назвали в шутку, ну и не принимай всерьез.
— А женская эмансипация как же?
— Дурачок, мне восемьдесят два года. За меня тебе поборники женской эмансипации не скажут спасибо. Я уже в 1928 году, когда мы выступали за избирательное право для девушек, давно вышла из девичьего возраста.
— Вся эта чушь насчет занятий на досуге.
— Ох, да.
— А болтовня о творческих возможностях! Эти Бертраны Расселы, Казальсы, Рихарды Штраусы, Пикассо! Ставишь их в пример, бубнишь, бубнишь их имена, пока оскомину не набьешь, хочется бежать от них, куда глаза глядят. Хотя эти-то по крайней мере не искали, чем бы занять свой досуг. Да кому она нужна, такая работа, которая придумана, только чтобы заполнить чем-то время? Так заключенные в тюрьме шьют мешки для почты.
— Или как мы, помнится, в школе вымачивали ивовые прутья и плели никому не нужные подносы.
— Нет уж, родная моя, дудки, мы с тобой подносы плести не станем. Тут ты для меня постоянный живой пример. Ты всегда так занята, что тебе некогда придумывать себе работу. Чем занять мысли — вопрос серьезный. Иногда вроде и думаешь, но, как ни напрягаешь мозг, знаешь, что впустую, как воду таскаешь решетом.
— А я, знаешь, все размышляю о преступности. В последних известиях ни о чем другом не говорят. Очень от этого неуютно себя чувствуешь в доме. Вот почему мне так нравятся твои передачи. В последних известиях только и слышишь одни страсти. Я по опыту знаю, что преступления страшнее всего, когда их видишь по телевизору. Читать в газете тоже страшно, но не так, а когда жертвой становишься сам, оказывается, что и вовсе ничего страшного нет.
Читать дальше