Из современной английской новеллы

— Совершенно верно, — говорю. — Мистер Роуз рекомендует меня.

— Мистер Ричардс, — говорит он, — вы еврей?

— Да, — говорю, — только какое отношение это имеет к гольфу?

— К сожалению, у нас еврейская квота, — говорит он.

Я говорю:

— А что это значит?

Он говорит:

— Это значит, что мы не можем вас принять.

— Так-так, — говорю.

Честно говоря, я не сразу поверил, что это всерьез. Меня как оглушило, и ничего понять не могу, словно во сне. Я спрашиваю:

— Ну а в очередь меня записать нельзя? — А сам себя слышу со стороны, как будто даже голос не мой.

Он говорит:

— Это особого смысла, право, не имело бы.

— Почему? — спрашиваю, а он отвечает:

— У нас нет строгой очередности.

— Ну что же, — говорю, — значит, нам больше разговаривать не о чем. — И встал. Руки я ему не протянул, но, когда я уж открывал дверь, он спросил:

— Мистер Ричардс, а мистер Роуз — еврей?

Я говорю:

— Мне очень жаль, мистер Питерс, но, боюсь, у меня нет обыкновения наводить справки о расовой принадлежности и религии людей, с которыми я имею дело.

Пусть, черт его подери, устраивает свои погромы без моей помощи.

Но это было только начало. Рассказать вам, каких унижений я натерпелся и каким оскорблениям подвергался за эти полтора года, вы не поверите. Я и сам поверить не мог. Но это только прибавляло мне решимости.

Следующий клуб, куда я сунулся, оказался даже хуже первого — "Риджентс-Хилл". А ведь началось все прекрасно! Я побеседовал с секретарем, очень милым и обходительным, совсем не таким, как первый. На нем был твидовый костюм в клетку, и он все время смеялся. Он сказал:

— Вот и отлично: приходите, играйте — ну, например, месяц, — познакомитесь поближе с членами и найдете двоих, кто вас рекомендует.

Я играл и все больше осваивался. Конечно, форы я еще не давал, но ударов затрачивал все меньше. Публика там была приятная, солидная: банковские управляющие, предприниматели и прочие в том же роде. Разговаривать нам особенно было не о чем, ну да меня это не волновало. Я приходил играть в гольф, а поговорить мне и дома найдется с кем.

Когда месяц кончился, я снова пошел к секретарю. Он меня встретил так же дружески, как в первый раз, да и вообще все это время держался со мной любезней некуда. Он сказал:

— А, мистер Ричардс! Зашли за вступительной анкетой?

— Да, будьте так добры, — говорю.

— Вот, пожалуйста, — говорит он, а когда я уже дошел до двери, вдруг окликнул меня и добавил: — Еще один вопрос.

"Вот оно", — думаю, и у меня прямо под ложечкой заныло.

— Что такое? — спрашиваю, а он говорит:

— Когда станете членом клуба, пригласите меня сыграть партию?

Я уехал. Думаю: все прекрасно. Потом дома развернул анкету, посмотрел, и нате вам — вопрос одиннадцатый: "Религия". Как ногой в живот ударили.

Несколько дней я не знал, на что решиться. Десять дней прошло, анкета лежит, а я к ней не притрагиваюсь. В конце концов я ему позвонил и сказал:

— Говорит Лайонел Ричардс.

Он отвечает:

— Ах да! Вы же еще не прислали анкету.

— Не прислал, — говорю. — Меня немножко смущает один пункт. Мне не совсем понятен вопрос.

— Неужели? — говорит. — Какой же?

— Одиннадцатый, — говорю. — "Религия".

— А! — говорит он. — Так мы же его просто вставили, чтобы не допускать евреев.

И снова меня как будто ниже пояса ударили.

— Ну, — говорю, — мне очень жаль, но я еврей.

А он вдруг затараторил:

— Это не мое правило. Я его не вводил. Так решило правление.

— Так-так, — говорю. — Ну, большое вам спасибо.

И тут я чуть было не махнул рукой. Жена меня просто умоляла. Она говорила:

— Ты, того гляди, заболеешь. Ну зачем тебе это нужно?

А мой компаньон сказал:

— Если ты хочешь играть в гольф, так вступи в "Милл-Лодж".

— Не хочу я вступать в "Милл-Лодж", — говорю. — Почему я обязан вступать в "Милл-Лодж"?

Он говорит:

— А чем тебя "Милл-Лодж" не устраивает? Ну, не спорю, взносы там высоковаты.

— Да при чем здесь это? — говорю. — Я не хочу, чтобы меня вынудили туда вступить. Если я вступлю в "Милл-Лодж", так только если сам захочу.

Через месяц он говорит:

— Послушай, я из-за тебя скоро свихнусь. Вступай в "Милл-Лодж"! Я тебя рекомендую. Заплачу за тебя вступительный взнос, черт бы его побрал!

— Нет, — говорю. Потому что я уже твердо решил. — Я тогда себя буду презирать.

Кто-то посоветовал попробовать "Масуэлл-Парк".

Я поехал туда, посмотрел на секретаря, и сразу все ясно стало. Это был какой-то полковник. Таких среди них не меньше половины: глядят на тебя, словно ты стоишь перед военно-полевым судом. Он достает анкету и говорит: