— Никто не хотел мне верить, сколько бы я ни твердила всем: "Когда Рейчелсы вернутся, они расскажут всю правду об этих бедных детях: о Джордже, об Элис и Изабел". Вы же видели их, видели? Скажите, мистер Рейчелс.
— Да, — сказал мистер Моклер, — я видел их.
Женщина повернулась и пошла прочь — от них и от своего стула с ковровой спинкой.
— Вы очень отзывчивый человек, — сказал доктор Френдман, протягивая мистеру Моклеру руку, и мистер Моклер ее пожал. Тот же привратник проводил его мимо розария и газонов к воротам.
Все, что здесь описано, оставило неизгладимый след в душе мистера Моклера. Снимал ли он мерку и наметывал, беседовал ли с друзьями, мистером Юпричардом и мистером Тайлом, в пивной "Карл Первый", совершал ли утреннюю или вечернюю прогулку, не проходило дня, когда бы он не вспоминал женщину, за которой наблюдают в бинокль. Где-то в Англии, во всяком случае где-то на земном шаре, Рейчелсы, должно быть, жили себе поживали, и будь мистер Моклер помоложе, он, вероятно, отправился бы их разыскивать. Он бы привел их в уединенный дом, где живет эта женщина, чтобы они в его присутствии открыли истину доктору Френдману. Обидно, пожаловался он однажды мистеру Юпричарду, что вдобавок ко всем несчастьям духам, вызванным к жизни миссис Экленд, не отдается должное, как любому другому ребенку, которому какая-то женщина даровала однажды жизнь.
Byth dorn re ver dhe’n tavas rehyr,
Mes den hep tavas a-gollas у dyr.
Иные мелодраматические ситуации, извлеченные из захватывающих романов и детективов, до того затасканы телевидением и кинематографом, что впору, кажется, вывести еще одну парадоксальную закономерность — чем чаще потчуют нас известной ситуацией с экрана, тем меньше возможность столкнуться с нею в жизни. По забавной игре случая я развивал свою точку зрения перед блистательным юным гением с Би-Би-Си всего за месяц до весьма досадного события, которое и явится темой моего рассказа.
Гений почему-то приуныл от моей цинической теории, что, чем чудовищней подносимая вам новость, тем у вас больше оснований радоваться, ибо, случась где-то и с кем-то, горестное происшествие, следственно, не случилось с вами, не грозит вам тотчас и впредь с вами не случится. Пришлось, разумеется, перед ним распинаться и сойтись на том, что нынешний Панглосс, сидящий в каждом из нас и почитающий трагедию исключительно чужим уделом, — существо жалкое и антиобщественное.
Тем не менее, проснувшись в ту бедственную ночь, я не только испугался, но сам себе не поверил. Я говорил себе, что мне все приснилось, что звонкий хруст, уловленный моим ухом, рожден в дебрях ночного подсознания, а не навязан мне извне силами бытия. Я оперся на локоть, оглядел темную комнату и вслушался. Рассудок подсказывал мне, что мой страх был бы куда обоснованней в Лондоне, чем там, где я находился. Словом, я чуть снова не завалился на подушку, приписав свое неразумие неуюту первой ночи в пустом и непривычном доме. Вообще я не поклонник тихих мест, как и тихих людей, и мне не хватало знакомых шумов, сутки напролет осаждавших с улицы мое лондонское жилье.
Но внизу что-то звякнуло, брякнуло, будто задели металлическим предметом по стеклу или фарфору. Скрипни, стукни дверь, еще бы можно допустить разные толкования. Этот звук их не допускал. Мое смутное беспокойство быстро переросло в острый испуг.
Один мой приятель как-то высказал мысль, что есть определенного рода впечатления, которые необходимо испытать, иначе жизнь останется неполной. Чувствовать, что вот-вот непременно утонешь, — это первый пример. Быть застигнутым в постели (разговор происходил на не слишком чинном званом обеде) с чужой женой — это во-вторых, в-третьих, увидеть привидение и, в-четвертых, убить человека. Помнится, я тотчас изобрел ему в тон несколько столь же неловких ситуаций, но про себя отметил с тоской, что на самом деле ничего подобного не испытал. Жизнь, случалось, не баловала меня, но убийство никогда не представлялось мне разумным средством ее исправить, разве что изредка и мельком, при чтении нестерпимо несправедливых рецензий на мои книги. Участвовать во второй мировой войне мне не пришлось из-за скверного зрения. Я леживал в постели с чужой женой — во время той же войны, — но в продолжение всей этой недолгой связи муж благополучно пребывал в Северной Африке. Пловец из меня никакой, а стало быть, я ни разу не подвергался опасности утонуть, призраки же, удивительно мало радея о доказательстве своей истинности, очевидно, чураются скептиков вроде меня. И вот, тихо просуществовав шестьдесят шесть лет, мне привелось все же испытать переживание из разряда "роковых" — я обнаружил, что я не один в доме, где, кроме меня, быть никому не полагалось.
Читать дальше