Максим Пулькин - Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.)

В конце апреля 1742 г. в дер. Лепехиной Томского уезда драгуны и казаки начали штурм специально построенного местными старообрядцами укрепления, обнесенного рвом, стеною и завалами. После ожесточенной перестрелки осаждающим удалось прорваться к самому дому, где находились готовые к самосожжению «насмертники». Но «здание было подожжено крестьянами, и в огне погибли 18 жителей деревни Лепехиной» [800]. Аналогичные столкновения развернулись перед малоизвестной «гарью» в Томском уезде в мае 1756 г. Старообрядцы стреляли по казакам, ранили одного из них и кричали: «Мы де всех вас перестреляем!». В другой стычке здесь же раскольники проявили незаурядное воинское мастерство: «били смертельно» двух казаков и одного из них утащили к себе [801]. В этом же году произошло еще одно самосожжение в дер. Мальцевой, неподалеку от Барнаула. Старообрядцы также совершили вылазку из окруженного со всех сторон правительственными войсками «згорелого дома»: ночью они похитили из стана осаждающих двух казаков, которые впоследствии сгорели вместе с «насмертниками» [802]. Исходя из современных достижений психологической науки, можно утверждать, что все жестокие столкновения с гонителями не только демонстрировали ненависть к «гонителям», но и подталкивали собравшихся для самосожжения к мысли о фатальной неизбежности суицида. Как утверждают современные психологи, «стрессовая ситуация делает людей более восприимчивыми к самоубийству. <���…> В кризисных обстоятельствах они утрачивают все перспективы и ориентиры» [803]. Более того, в такой ситуации «человек чувствует себя подобно загнанному зверю, со всех сторон окруженным врагами, ищущими во что бы то ни стало его погибели». Все это становится прямой дорогой к самоубийству: «гибель кажется ему близкой и неизбежной, и он предпочитает смерть от своей руки мучительной смерти от руки врагов» [804].

Но не всегда старообрядцы были настроены столь же агрессивно. Иногда они умело запугивали намеревающихся обратиться к ним представителей духовенства и «воинство», избегая тем самым и полемики, и штурма. Самое раннее описание такого способа взаимодействия с «никонианской» властью зафиксировано в труде сибирского митрополита Игнатия. В конце XVII в. «проклятый некто, именем Васка Шапошников», собрал своих сторонников и приготовился к самосожжению. Томский воевода послал «николико воинства», а также «благоговейных иереев» для полемики с «насмертниками». Но даже совместными усилиями предотвратить самосожжение им не удалось. Старообрядцы угрозами заставили их отойти, предупреждая о взрыве: «отидите, рече, от нас вдале, егда загорится наша храмина, и начнет селитра и порох рватися, тогда вас бревнами всех прибьет». Как оказалось впоследствии, это была пустая угроза, но «воинство и священници убоявшеся, отидоша от храмин тех» и самосожжение удалось осуществить беспрепятственно: «не смеяху воины изимати их от сожжения» [805].

Длительное время спустя старообрядцы повторили тот же способ избавления от преследователей. В 1754 г. посланный к старообрядцам в деревню Щипицину близ Барнаула прапорщик геодезии Пимен Старцев обнаружил старообрядцев, готовящихся к самосожжению. Подойдя к «згорелому дому», прапорщик занялся обычным для такой ситуации делом: «сколько мог увещевал и объявлял, чтоб они вышли без всякого опасения». Ответ старообрядцев, которые оказались семейством, намеревающимся дружно уйти из жизни, был суровым: отец семейства взял в руки ружье, его жена – винтовку, дочь – пару пистолетов, а сын – два копья. При этом отец семейства заявил, что «жив не дастся и своих домашних не даст, а жить намерен только до вечера». Перед такой решимостью прапорщик Старцев оказался бессилен. Как он указывал позднее, «в опасение того оказуемого ими оружия никакого приступу к ним учинить было нельзя». Вскоре произошло самосожжение, в пламени которого все семейство погибло [806].

Перед самосожжением близ дер. Горка Олонецкого погоста в конце XVII в. собравшиеся в «згорелом доме» крестьяне «говорили, что они скорее испарятся как дым, чем пойдут в неволю, где им придется отказаться от своей веры» [807]. Эти слова стали последними: вслед за ними постройка, в которой находились крестьяне, загорелась. Аналогичные случаи имели место и в других местах. Для «насмертников» такой способ реагирования на появление солдат стал одним из способов противостояния гонителям. При этом в источниках присутствует мысль о том, что гибель осаждающих «згорелый дом» военнослужащих не входила в планы старообрядцев. Об этом пишут даже те старообрядческие литераторы, которых трудно заподозрить в симпатиях к «никонианам». Например, в подробном описании самосожжения старца Филиппа (1742 г.) старообрядческий автор подчеркивает, что сами «салдаты» действовали по принуждению, под угрозой наказания. Их начальник приказал «единомысленно и крепко радети о поимке, не норовя никому», а тем, кто окажется недостаточно безжалостным к врагам церкви, «наказанием жестоким претяше» [808].