Максим Пулькин - Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.)

В узком кругу современных исследователей самосожжений наиболее широко известен случай, произошедший в 1679 г. в деревне Мостовке Тобольского уезда. Здесь старообрядцы заявили солдатам, осаждающим подготовленное к «гари» строение: дайте нам срок до 30 марта и «отъедьте де ныне от нас прочь и караулов не ставьте». В таком случае ситуация разрешится благополучно: «мы де из запору выдем вон и будем жить по-прежнему в домах своих, и вам де пришлем мы сказку о таком деле, для чего мы заперлись». В случае применения силы старообрядцы обещали погибнуть: «буде вы ныне не отъедете и караулы к нам поставите, и мы де от вас созжемся» [772]. Старообрядческая «сказка», адресованная царю («государю»), действительно вскоре была представлена. В ней содержались расхожие обвинения в адрес «приказных людей», которые регулярно «нагло приезжают к старообрядцам» не для защиты каких-либо государственных интересов, но ради мздоимства – «своея бездельныя корысти». Далее в документе содержалось требование о том, чтобы «нас, бедных, не разоряли и к новой вере не приводили». Неизбежные в такой ситуации клятвы в верности «древлему благочестию» и старопечатным книгам подкрепляли сказанное. Крестьяне заявляли: «на смертный час готовы от них пострадать и во огне гореть», «вен готовы за имя Божие умерети, нежели от правоверия отступить». Далее говорилось, что если все собравшиеся для самосожжения старообрядцы не смогут погибнуть сообща, то гибель порознь представлялась им вполне приемлемой альтернативой: «мы каждой в своем дому да постраждем, а от Христа не отстанем». Совершить то же самое старообрядцы угрожали и в случае ареста одного из них: «хотя единого от нас человека на истязания о старом благочестии возьмешь, <���…> он станет в Тобольске страдать, а мы здеся гореть» [773]. Перед самосожжением 1756 г. в Чаусском остроге Томской провинции старообрядцы заготовили пространное «Известие», содержащее подробные сведения об идеологии самосожигателей. При помощи ссылок на многочисленные богословские труды в этом документе доказывалось, что «как духовные, так и светские власти Российской империи превратились в слуг Антихриста, бесов и еретиков, поэтому подчинение им душепагубно и ему приходится предпочесть смерть» [774].

На Европейском Севере России такой способ ведения полемики с увещевателями также прослеживается. Во время самосожжения 1685 г. в верховьях р. Кокшеньги старообрядцы, оказавшие сильнейшее вооруженное сопротивление присланным к ним «выборным людям», также вовсе не стали полемизировать, а просто просунули через «лешетни» (смотровое окно) построенного ими острога, в котором они скрывались, «воровское непристойное письмо» [775]. Перед самосожжением в Умбинских скитах Новгородской епархии старообрядцы, в ответ на требование выдать одного из наставников, старца Терентия, вручили посланным «письмо на четверике листа». В нем указывалось, что упоминаемый наставник «с прочими в прошлых годах сгорели» [776]. Есть и другие примеры. Перед небольшим (17 человек) самосожжением в Мезенском уезде Архангельской губернии в 1744 г. старообрядческий наставник Алексей Бродягин в полночь внезапно выкинул из окна письмо. В нем наставник изложил причины своего несогласия с никоновскими церковными реформами. Как говорилось в документе, главной причиной раздоров с православной церковью стало троеперстие: «мы по-вашему сумнимся крестится тремя персты, крестимся мы двумя персты и того ради в ваши церкви не ходим». Далее следовали упреки в произошедшем повсеместно в России существенном для верующих изменении внешнего облика церквей: «вы возлюбили крест крыж и на церкви и прочих тайнах церковных». В заключительной части письма содержалось откровенное признание в бессмысленности полемики: «И что с вами говорить? Что вы старым книгам противитесь, а мы ваш крест проклинаем троеперстный <���…>?» [777]. Пока чиновники и представители духовенства, присланные для полемики и «взятия» старообрядцев, читали письмо, А. Бродягин и его сподвижники подожгли свою избу изнутри и сгорели [778]. Последний пример из перечня писем, оставленных самосожигателями, связан с 1860 г. Сгоревшие в Каргопольском уезде оставили неподалеку от места «гари» мешок, в котором следователи, в числе прочих бытовых предметов, обнаружили тетрадь. Внимательное ознакомление с записями в ней позволило выяснить последние размышления тех, кто шел в огонь: «мы избежали от антихриста и не можем на вашу прелесть глядети, лучше в огне сгореть, чем антихристу служить и бесами быть» [779].