Максим Пулькин - Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.)

Иногда, предотвращая самосожжения, представители местной администрации по привычке применяли силу. Реальные, подробно изложенные в отчетах факты указывают на то, что в ряде случаев власти действовали гораздо жестче, чем предписывали гуманные распоряжения императрицы. В своих решениях сторонники репрессивных мер могли опереться как на существующие, изданные ранее и не отмененные указы, так и на бытующее в российском обществе устойчивое представление о том, что со старообрядческими самосожжениями следует покончить путем жестких мер, а не богословской дискуссией и церковным покаянием. Например, в 1755 г. обнаружилось новое загадочное строение близ Пудожского погоста в Олонецком уезде. О нем «спрошенные жители объявили, что то строение построено для сожжения себя». Радикальные меры не заставили себя ждать. Получив тревожную информацию, Военная коллегия распорядилась действовать жестко: «не допуская неизвестных тех людей до богопротивного и злого к сожжению себя намерения <���…>, тотчас то строение до основания разорить». Его обитателей, «живущих в том доме, всех, забрав под караул, отдать в Олонецкую воеводскую канцелярию» [536]. Схваченных во время исполнения приказа «двух мужчин и девку», принимавших участие в подготовке самосожжения, Военная коллегия предписала, «заковав в ручные и ножные кандалы, выслать в Санкт-Петербург за крепким караулом» [537].

Одним из признаков новой ситуации стало изменение отношения к отдельным старообрядческим деятелям, с которыми власть в этот период старалась обойти с беспрецедентным гуманизмом. Так, в 1754 г. в архангелогородскую губернскую канцелярию был доставлен «расколыцик» Иван Кузнецов. На допросе он показал, что, скрываясь в лесу, занимался литературным творчеством и при этом резко выступал против господствующей церкви: «нестерпимые навел хулы и еретичества». Находясь в канцелярии, он явно не скрывал свои убеждения: произнес «тяжкие лаяния и хулы» на церковь. Затем высказался о ее пастве: «всех православных христиан в церкви без вычету назвал еретиками, погибельными сынами». Особенно сурово он охарактеризовал священников: «пастырей церкви святой без всякой причины нарек татьми, волками и лживыми пророки». При нем также обнаружились какие-то тетради, призывающие к самосожжениям. Исходя из всего произошедшего, было решено сжечь все произведения Ивана Кузнецова, а его самого почему-то наказали сравнительно мягко: «вместо кнута» «нещадно» били плетьми [538].

Разработанные во времена бескомпромиссного противостояния старообрядцам законодательные нормы продолжали действовать по инерции. Гуманные новшества, терпимость по отношению к ним с трудом пробивали себе дорогу. Настоятельные рекомендации о том, что с самосожигателями следует поступать предельно сурово, наиболее ясно и недвусмысленно изложил бывший старообрядец Г. Яковлев. Он отлично знал этих радикальных «водителей на гари» по личному опыту и поэтому мог утверждать, что любые переговоры и поиски компромисса с ними бессмысленны. Захватить их, утверждал Яковлев, можно лишь путем «крутого и нечаянного (внезапного. – М.П. ) наезду», желательно ночью, «доколе не успели запереться, понеже наготове имеют запоры». В крайнем случае, можно сделать вид, что начались переговоры, «потом притвориться им, якобы отступить от них, и, отъехав с версту, запасть с дороги». Предварительно следует внимательно осмотреть местность и выяснить, «нет ли каковых надзорщиков в лесе», поскольку старообрядцы перед самосожжением нередко выставляют посты для того, чтобы гонители не появились внезапно и не пресекли их начинание. Наконец, необходимо внезапно атаковать, захватив старообрядцев врасплох: «как отворены будут двери, и станут выходить и входить, и тогда на них вдруг напасть» [539].

В такой обстановке действовать новыми, гуманными мерами оказалось непросто. Так, узнав в 1755 г. о «собравшихся для созжения в построенную на реке Сутолоше (Каргопольский уезд. – М.П. ) избу мужеска и женска полу осмидесяти двух душах», Новгородская духовная консистория предписала местным священникам надзирать за прихожанами, принимать меры для «отвращения таковых от расколу, а притом и о искоренении поимкою раскольнических учителей». В том случае, если выяснится, что «за кем ис приходских их людей какой раскол или в приходе своем раскольнические учители», священники обязывались «письменно доносить» духовным правлениям [540]. Одновременно Белозерская провинциальная канцелярия просила Сенат распорядиться о наложении штрафа на Каргопольскую воеводскую канцелярию «за слабое по изымании расколнических учителей смотрение и допущение в лесных непристойных местах особого строения и пристани таковых собраней» [541]. Каргопольская воеводская канцелярия обязывалась в дальнейшем удерживать старообрядцев «от созжения и побегов». Не донесшие о подготовке к самосожжению старосты подверглись жестокому наказанию: их отрешили от должности и «на страх другим» избили батогами. Особое внимание своих подчиненных белозерский воевода обращал на «расколнической прелести предводителей и учителей». Старообрядческих наставников воевода требовал переловить «и по поимке их поступать в силу указов как со злодеями» [542].