Андрей Десницкий - Христианство. Настоящее

Это явный перевертыш, пародия на христианство. Но каким же может быть иной подход? Судя по другим книгам о. Александра Шмемана, он видел в православии прежде всего исторический опыт поиска и проживания Истины, которая никому не дана в полноте, но открывается ищущим и живущим в согласии с ней. И такое православие бесценно… но при этом оно не абсолютно, не безгрешно, не окончательно. «Христианство только начинается», – говорил об этом накануне своей гибели другой о. Александр, по фамилии Мень. Мы лишь недавно вышли в путь и не знаем еще, когда достигнем цели и какой именно она окажется. И потому, любя малую родину, свою провинцию, мы говорим лишь о том, насколько она нам дорога, но мы не обязаны при этом хулить чужую родину. И не видим особого смысла в том, чтобы родину менять (если, конечно, нас не вынуждают к тому крайние обстоятельства, но это уже слишком личное и неформализуемое).

Из этого можно сделать вывод, что я придерживаюсь той самой «теории ветвей» и считаю все формы христианства в равной мере истинными и спасительными. Это не так. Для примера скажу лишь несколько слов о православии и католичестве. Говоря крайне обобщенно, можно сказать, что православная традиция (как следует и из ее названия, ὀρθοδοξία – «правоверие») всегда ставила своей целью сохранение чистоты веры, некогда переданной в библейском Откровении и сформулированной на языке классической греческой философии. Православие не приняло догматических новшеств вроде пресловутого Filioque (кстати, историки подсказывают, что в расколе между Западом и Востоком эта вставка не играла практически никакой роли, важнее были другие разногласия).

Но вот абсолютизация этого самого языка греческой философии отчасти привела к расколу с восточными церквами еще до раскола с Западом – на арамейском «сущности» и «ипостаси» звучали слишком непонятно. Впрочем, так они звучат и для наших современников.

Католическая церковь (καθολικός – «всеобщий») была, в свою очередь, ориентирована на всемирность, универсальность в сочетании с организационным единством, и тут тоже не обошлось без издержек. У той и другой части христианского мира были свои взлеты и падения, и если сегодня, после Второго Ватикана, католики выглядят куда более «современными», то русский собор 1917/18 года поставил многие вопросы адаптации христианской веры к реалиями XX века и предложил конкретные решения еще за полвека до собора западного. Как будут выглядеть наши конфессии (наши провинции!) через век или два, нам не дано угадать. И потому перебегать из одной в другую мне кажется не слишком осмысленным занятием.

А вот совершать путешествия, чтобы научиться чему-то новому и важному для себя, стоит обязательно. Вообще, аналогия с государствами и их границами работает довольно точно: полвека назад поездка за границу была огромным событием не только для граждан социалистических стран. Экономика, промышленность, да и культура тоже существовали в основном в национальных границах, общение людей поверх них было достаточно затруднено.

Сегодня границы никуда не делись, у нас по прежнему есть паспорта и нам часто требуются визы. Но зарубежная поездка стала рядовым событием, по крайней мере для жителей больших городов, а что до экономики, то уже нелепо спрашивать, какая именно страна производит тот или иной товар: в одном месте Земли добывается сырье, в другом разрабатываются чертежи, в третьем производятся запчасти, в четвертом осуществляется сборка. Как изменил стиль нашего общения Интернет, и говорить не приходится.

Наконец, возник Евросоюз – первое, по сути, со времен Римской империи глобальное объединение очень разных стран, которые сохраняют свои различия и отчасти даже продолжают конкурировать, но больше не воспринимают друг друга как врагов и живут по общим правилам, постоянно уточняя и пересматривая их путем договоренностей, а не насилия. Нечто подобное можно представить себе и в сфере межконфессионального взаимодействия.

Более того, в Евросоюзе, по сути, национальные государства значат все меньше, их полномочия отчасти переданы наверх, Евросоюзу, а отчасти вниз, регионам. Франция и Германия многократно воевали за Эльзас и Лотарингию, но в новой войне нет никакого смысла, когда жители этих провинций могут свободно выбирать, на каком языке говорить и в какую соседнюю провинцию ездить. Собственно, и в межконфессиональных контактах наблюдается нечто подобное: в каждой конфессии есть люди очень разных взглядов, и вот фундаменталисты всех стран соединяются, равно как и либералы. У двух христиан из разных конфессий может оказаться куда больше общего друг с другом, чем с единоверцами, и это совершенно не повод для них основывать некую новую, третью конфессию. Скорее это причина для общения. Отказ от узколобого провинциализма приводит на самом деле не к упадку, а к расцвету в родной провинции, и то же самое, полагаю, относится и к конфессиям.