Коллектив авторов - Иисус. Все мировые исследования

Учитывая, что эта связь смерти Иисуса с эсхатологическими мотивами звучит и у синоптиков, и у Иоанна, и у Павла, очевидно, она восходит к очень ранним временам; и вполне возможно, что этот паттерн – классический для иудейской эсхатологической мысли, в которой за страданиями следует победа – был в сознании учеников уже при входе в Иерусалим. Если они еще до того, как все свершилось, предвидели эсхатологические мучения, за которыми последует эсхатологическое доказательство, испытания, за которыми последует воскресение, и если Иисус был распят, а затем его снова увидели живым – значит, его последователи должны были не отбросить эсхатологические надежды, но, как и другие сообщества, ждущие конца света, скорректировать свои эсхатологические ожидания в соответствии с реальными событиями [573] Подробнее см.: Allison, End of the Ages, с. 142–163. . Эсхатологическая интерпретация исторического Иисуса помогает нам понять то, что в противном случае остается загадочным: первоначальную веру христиан в то, что смерть Иисуса влечет за собой и конец света.

5. Апокалиптические писания иудеев знакомят нас с типом эсхатологии, хорошо знакомой современникам и соотечественникам Иисуса. Среди апокалиптических материалов, широко известных во времена Иисуса, не только библейские книги – Ис 24–27, Книга Даниила, Зах 9–14, – но и части Первой книги Еноха , некоторые иудейские Оракулы Сивилл , а также «Завет Моисея»; а через несколько десятилетий после его смерти, во времена восстания Симона бар Косбы, к ним присоединились Третья книга Ездры, Сирийский апокалипсис Варуха, Откровение Авраама . Далее: и во времена Иисуса, и позже составлялись, переписывались, изучались свитки Мертвого моря, столь многие из которых насыщены апокалиптическими настроениями [574] См.: J. J. Collins, Apocalypticism in the Dead Sea Scrolls (London: Routledge, 1997). . Замечания Иосифа Флавия о широкой популярности в Палестине Книги Даниила ( И. Д. X, 11.7) – отразившейся и в кумранской [575] См.: P. W. Flint, «The Daniel Tradition at Qumran», in Eschatology, Messianism, and the Dead Sea Scrolls (ed. C. A. Evans and Flint; SDSSRL; Grand Rapids: Eerdmans, 1997), с. 41–60. В пещерах найдено больше экземпляров Книги Даниила (восемь), чем Книг Иисуса Навина, Царств, Паралипоменон и Иеремии. Найдены также фрагменты трех текстов псевдо-Даниила (4QPsDan a ar + 4QPsDan b ar; 4QPsDan c ar; 4QPrNab ar). , и в раннехристианской литературе, и в последующем включении этой книги в ветхозаветный канон – подтверждают: та апокалиптическая эсхатология, которую Вайс и Швейцер атрибутируют Иисусу, имела широкое хождение в иудейской Палестине до 70 года. Множество людей, как и герои Лк 1–2, жили в ощущении скорого и неминуемого преображения, разделяли надежду, что «один человек из их родного края достигнет всемирного господства» ( И. В. VI, 5.4). Таким образом, апокалиптический Иисус, доводивший до совершенства комплекс дохристианских идей, вдохновленных священными книгами, прекрасно вписывается в контекст I века. Более того: в соответствии с этим, «быстрое распространение христианства было бы необъяснимо без широко распространенного среди иудеев того времени ощущения, что они живут в Последние Времена. Ибо… только благодаря этому толкованию Библии на основе апокалиптических предпосылок, свойственному не только кумранским и апокалиптическим текстам, но до некоторой степени и раввинистическим источникам, можно было счесть, что Церковь, применяя к Иисусу целый спектр ветхозаветных речений, действует разумно и приемлемо» [576] B. Lindars, «The Place of the Old Testament in the Formation of the New Testament Theology: Prolegomena», NTS 23 (1976): 59–66, цит. с. 62. .

6. В Евангелиях от Матфея и Луки Иисус сравнивает свою миссию со служением Иоанна Крестителя (Мф 11:18–19 = Лк 7:33–34). В Евангелии от Марка Ирод Антипа предполагает, что Иисус – это Иоанн Креститель, воскресший из мертвых (Мк 6:14). Там же, у Марка, отмечается, что так думали многие (Мк 8:28). А в Деяниях раббан Гамалиил сравнивает Иисуса и его последователей с Февдой и его движением, а также с Иудой Галилеянином и его движением (Деян 5:35–39). Эсхатологические ожидания, надежда на восстановление иудейского народа одушевляли и Иоанна Крестителя, и Февду, и Иуду Галилеянина. Иоанн был пророком, провозглашавшим скорый конец (даже Ориген, в Гомилиях на Евангелие от Луки , 23.1, признает, что слова Иоанна в Лк 3 естественнее всего понимать как ждущие «исполнения» «при конце времен») [577] Гом. Лк 23.1, FC 4/1; ed. H.-J. Sieben, с. 252. . Февда, по Иосифу, называл себя пророком, действовал как новый Моисей и представлял угрозу для римлян ( И. Д. ХХ, 5.1). Иуда Галилеянин, по свидетельству того же Иосифа ( И. Д . XVIII, 1.1), боролся за независимость для иудеев, полагаясь на помощь Божью. Что из этого следует? Эти несколько сравнений в канонических Евангелиях и Деяниях, четыре из которых вложены в уста посторонних и, вполне возможно, отражают нехристианское восприятие, звучат вполне естественно, если Иисуса помнили именно как пророка апокалипсиса, проповедовавшего Царство Божье, которое низложит римское владычество. Если же Иисус не был похож на всех этих людей, чаявших скорого и сверхъестественного искупления Израиля, – почему его с ними сравнивали?