Георгий Ореханов - Лев Толстой. «Пророк без чести» - хроника катастрофы

Совершенно не случайно Д. Н. Овсянико-Куликовский, уделяя в своих работах (в первую очередь в капитальном труде «История русской интеллигенции»), как отмечалось выше, такое пристальное внимание Л. Н. Толстому, отводит довольно скромное место творчеству Ф. М. Достоевского, ибо последний убедительно показывает, почему подобные гуманистические установки, не учитывая всей сложности человеческой природы, могут порождать только химеры («вавилонская башня», «хрустальный дворец») и беспомощны перед иррациональной властью «подполья». С другой стороны, следует признать, что в XX в. законодательство демократических государств Европы и Америки строилось в соответствии с той прагматической гуманностью, которая провозглашена русским профессором.

4. Бунт против святости , который является своеобразным финалом этой секуляризационной программы. С точки зрения ее автора, человек, стремящийся к святости, в конце концов должен чуть ли не испытывать презрение к «прочим смертным, которые о святости не помышляют». Святость имеет ценность только сама по себе, от нее человечеству ни тепло, ни холодно, она неспособна «порождать другие моральные ценности, развивать нравственную силу в обществе и действовать воспитывающим образом на ряд поколений», так как моральная ценность святости обесценивается ее непригодностью для других. Не эгоизм святости, а доброта и гуманность [224].

Реально христианской святости противопоставляется, как это для нас ни поразительно, право человека быть пошлым ! Правда, в определенных пределах: это «право» человека на известную долю пошлости и шаблонности, право жить «как все», по заведенному порядку, не мудрствуя, не пытаясь направить свою жизнь по какому-то особенному пути. Таков удел и таково несомненное право человека, в особенности же так называемого «среднего» человека, каких легион [225].

Эта претензия на пошлость складывается из следующих параметров. С одной стороны, это право жить не выше определенного шаблона. С другой стороны, это обязанность не опускаться ниже определенного шаблона. При этом общество предъявляет требования к любому моралисту: по возможности содействовать развитию указанного шаблона, его усовершенствованию, прогрессивному развитию. А для этого нужно только быть порядочным и совестливым человеком: «Выше этого требования моралист в своей критике и оценке людей с нравственной стороны подниматься не должен – под опасением разыграть неблагодарную и не лишенную комизма роль вопиющего в пустыне…» [226].

Примечательно, что сказано все это было всего за несколько лет до самой кровопролитной к тому моменту войны в истории человечества – Д. Н. Овсянико-Куликовский и не подозревает, что на намеченном им пути человечество ожидают не смягчение нравов, военное разоружение, новые и уже глобальные дипломатические победы, в целом торжество гуманизма, а грозные испытания. Это две мировые войны, опыты тоталитаризма, новый виток научно-технического прогресса со своими детищами – технократическим обществом потребления и развитием военной промышленности, сексуальная революция и др.

В сжатом виде текст Д. Н. Овсянико-Куликовского представляет собой своеобразный ответ и Л. Н. Толстому, и Ф. М. Достоевскому. Но его программа не оригинальна – до него идеи автономной морали и антирелигиозного бунта были в Европе озвучены М. Штирнером и Ф. Ницше, а в России – Белинским, Герценом, Чернышевским, Писаревым и другими.

Моральный идеал, нарисованный Д. Н. Овсянико-Куликовским, был за 30 лет до появления книги последнего о Л. Н. Толстом предсказан «Легендой о Великом инквизиторе»: объектом гуманности и попечения инквизитора становится маленький человек, живущий мелкими радостями и печалями, поистине «недоделанное» и «пробное» существо. Инквизитор обещает человеку не бесконечное блаженство обладания абсолютным добром, в котором это существо уже не нуждается, а тихое и смиренное счастье слабосильных существ, какими люди якобы созданы изначала. Именно поэтому, заметим, людям разрешен и грех, а вечная жизнь является уделом избранных: «Ибо если бы и было бы что на том свете, то уж конечно не для таких, как они» (ДПСС. Т. 14. С. 236). Это обещание инквизитора – поразительный пример этики реализма , не требующей от человека чего-то невозможного, непосильного, невыполнимого. Вспомним, что инквизитор обвиняет Христа именно за невыполнимость Его требований для среднестатистического человека.