Существование в Переяславле самостоятельной митрополии и церковно-политический контекст ее возникновения и упразднения достаточно подробно изучены. Ко времени своебразного соправления («триумвирата») сыновей Ярослава Мудрого в 1054—1070-х гг. относятся отрывочные известия о существовании на Руси, наряду с Киевской митрополией, еще двух — в Чернигове и Переяславле Русском, стольных городах «триумвиров» [377]. По мнению А. В. Назаренко, учреждение Черниговской и Переяславской митрополий относится к 1069—1070 гг. Первым и последним черниговским митрополитом был Неофит, умерший около 1085 г. Череду митрополитов Переяславских открыл грек Леонт, автор антилатинского трактата об опресноках, умерший, вероятно, зимой 1071—1072 гг. или весной 1072 г. В мае 1072 г. переяславскую кафедру возглавлял уже Петр. Святительство Петра и его преемника Николая было также кратким. Поставление Ефрема необходимо датировать не позднее 1076 г. Видимо, кандидатуры Петра и Николая не прошли утверждения в Константинополе. Весь долгий период святительства Ефрема (до 1090-х гг.) переяславская митрополия была анахронизмом, т.к. после смерти Святослава в декабре 1076 г. Переяславль уже не являлся стольным городом Всеволода [378].
Представляется, что тезис о присоединении Ростово-Суздальской епархии к Переяславской митрополии не является убедительно доказанным. Наличие и церковная деятельность митрополита Ефрема Переяславского не исключает возможности существования самостоятельной Ростовской епископии с правящим архиереем Ефремом. Во всех письменных источниках он упоминается как местный архиерей — в летописных сообщениях 1096 г. и 1222 г., и в Послании Симона Поликарпу. До какого года Ефрем занимал ростово-суздальскую кафедру, сказать трудно. Н. Н. Дурново в своем каталоге русских архиереев датировал пребывание Ефрема на суздальской кафедре с 1090 по 1147 гг. [379]Но вряд ли епископское правление его было столь длительным. В 1148 г. в Ростове уже был новый епископ Нестор — об этом свидетельствует древний антиминс, найденный в новгородском Николо-Дворищенском соборе [380]. По сведениям А. Я. Артынова, епископ Ефрем умер 4 сентября 1119 г. Его преемником на ростовской кафедре стал настоятель Авраамиева монастыря Прохор [381].
Общее направление социально-политического развития Северо-Восточной Руси в начале XII в. изменилось. На место старого центра Ростова стал выходить Суздаль. Кроме того, к концу XI столетия, очевидно, был уже пройден важнейший этап перестройки этнической системы расселения на обширных землях русского Северо-Востока. Но народность меря не исчезла в качестве этнической общности. В таком контексте надо интерпретировать сообщение «Повести временных лет» (дошедшей до нас в редакции начала XII в. [382]) о народах — данниках Руси: «А се суть инии языци, иже дань дають Руси: чюдь, меря, весь, мурома, черемись, моръдва…» [383]. Как отмечал В. В. Седов, междуречье Волги и Клязьмы принадлежит к числу районов наиболее плотного распространения курганных трупоположений с шумящими привесками финно-угорских типов. Очевидно, славянизация местных финнов здесь продолжалась по XIII в., а в отдельных местах затянулась до XIV столетия [384]. И все же утрата мерей своей этнической самостоятельности в центральной части ее территории завершилась намного раньше. Первая половина XI в. является предельно допустимой поздней датой всех собственно финских археологических памятников Волго-Клязьминского междуречья [385].
В связи с этим весьма показательна недавно опубликованная карта, которая фиксирует в границах Северо-Восточной Руси 16 этнотопонимов, образованных от этнонима меря. Известно, что «этнотопонимы сохраняются обычно в зонах маргинального или внутрирегионального контакта между пришельцами и аборигенами в местах более или менее длительного процесса ассимиляции» [386]. По нашему мнению, карта демонстрирует вытеснение мери славянами из Волго-Клязьминского междуречья за его водные рубежи: все приводимые топонимы расположены либо на левобережье Волги (и в Костромском Заволжье), либо на правобережье Клязьмы.
Картографирование курганов X-XI вв. с мерянскими элементами инвентаря и обрядности показывает, что их размещение в пределах Северо-Восточной Руси часто не совпадает с границами собственно мерянских земель. Подобные факты отражают, по-видимому, внутреннюю миграцию аборигенного населения центральных районов Ростово-Суздальской земли на периферию освоенных территорий [387]. По наблюдениям А. Е. Леонтьева, вполне возможно, что процесс переселения или вытеснения мери имел и более широкие масштабы. В связи с этим приобретают важное значение упоминания о станах и волостях XIV-XVI вв., сохранивших финно-угорские названия и названия с основой «мер». Прежде всего, следует отметить «мерский стан» близ Переяславля, заволжские волости Иледам и Ликурги, «мерский стан» под Костромой. При локальных особенностях они обладают рядом общих черт. Во-первых, они свободны от собственно мерянских археологических памятников дославянского периода и от памятников начальной поры славянской колонизации, находясь в тоже время поблизости от плотно заселенных русских районов. Во-вторых, это местности с не самыми благоприятными природными условиями, бедными почвами и болотистыми участками, непригодными для пашенного земледелия. «Мерский» стан близ Переяславля и волость Ликурги на р. Вексе Галичской соседствовали с заселенными прежде мерей плодородными землями по берегам крупных озер. Вопрос о происхождении «мерских станов» требует специальных изысканий, но в свете имеющихся данных есть основания полагать, что они восходят к поселениям мери, вытесненной со своих исконных территорий и вынужденной осваивать новые для жизни места [388]. Возможно, в стремлении уйти от славянской ассимиляции часть населения центральных районов мерянской земли переселилась в бассейн р. Сухоны [389]. Археологические данные также указывают на то, что часть мерянского населения уходит на восток — к марийцам: активизируется этот процесс в XII в. [390]Исчезновение мери со страниц летописей может объяснятся перенесением на ассимилированных мерян названия черемисы, в условиях созвучия мери и мари [391].
Читать дальше