Геннадий Дмитриев - Апостол Иуда

— В царстве Божием, говоришь? А где оно, твое царство Божие? Там, на небе? А здесь, на земле по другим законам живем, по другим законам и умираем.

— Не ищи царства Божьего на небе, — там только звезды, не ищи царства Божьего в храме, — там фарисеи да книжники, ищи царство Божие в душе своей. Царство Божие внутри нас.

Варавва тяжело опустился на пол рядом с Христом:

— Ты наивен, как и в детстве. Завтра нас поведут на казнь, а ты говоришь о любви. Есть обычай, накануне праздника отпускать одного из приговоренных к казни. Если вдруг прокуратор решит соблюсти наши обычаи, как думаешь, кого из нас двоих предпочтет народ? Чья правда окажется ближе народу, твоя или моя?

— Народ скажет: «Отпусти нам Варавву», — ответил Христос, — и знаешь почему? Ты вождь, и хочешь вести народ за собой, я хочу для народа свободы, истинной свободы, свободы души. Для этой свободы не нужны вожди, не нужны ни заповеди, ни законы. Один закон есть для свободных людей — совесть. Но свободный человек отвечает за себя сам, за поступки свои, за помыслы свои, отвечает перед совестью, перед Богом. И уже никто не сможет сослаться на то, что исполнял он закон или волю вождя, свобода — это тяжкий путь для людей, они ещё к этому пути не готовы. Потому и выберут они вождя, так проще. Но путь этот ложный, ибо ведет он в рабство, человек, идущий за вождем, не думает о том, что есть добро, а что зло, он доверяет вождю, а доверять нужно Богу, только Бог даст человеку различение добра и зла, и человек поймет это, когда поймет, что в основе мира лежит любовь.

Когда Иисуса привели к Понтию Пилату, даже он, старый воин, видавший немало увечий и ран, пришел в ужас от того, что сотворили с Иисусом, стараясь пытками вырвать у него признание.

Возможно, показаний лжесвидетелей было бы достаточно, чтобы осудить проповедника на смерть. Но Пилат не так давно беседовал с Иисусом и знал, что обвинения против него ложны. Знал он и то, что Каиафа ищет повода, чтобы избавиться от Христа, знал, и сам предупредил его об этом. Но ни Каиафе, ни Анне не было известно о том, что Понтий Пилат уже встречался с Иисусом. Не знали они и о письме, императору Тиберию, в котором Пилат с уважением отзывался о проповеднике. Потому и рассчитывали на то, что скорый на расправу прокуратор не станет разбираться в деталях.

— Мне сказали, что ты призывал народ к смуте? — спросил прокуратор Христа.

— Это ложь, — отвечал тот, — и ты это знаешь.

— Знаю, — ответил Понтий Пилат, — скажи, кто так истязал тебя, он? — указал прокуратор на Ксаверия.

Иисус молчал.

— Что же ты молчишь, отвечай — он истязал тебя?

— Что ты сделаешь ему?

— Я дам тебе меч. Убей его, он не должен был делать того, что сделал.

— Я не возьму меч, моё оружие — это слово Божие.

— Тогда возьми кнут, и рассчитайся с ним за все обиды.

— У меня нет обиды на него. А бить человека кнутом позорно и недопустимо, уж лучше меч, чем кнут. Я прощаю его, и всех кто лжесвидетельствовал, кто избивал меня, ибо не ведают они, что творят.

— Ты и сейчас веришь в то, что любовь к людям превыше всего? Ты должен ненавидеть этих людей, которые предали и избили тебя, а ты прощаешь их?

— Да, прощаю, я всегда говорил, что ненависть разрушает, созидает только любовь. Нет у меня ненависти к ним. Разве можно ненавидеть человека только за то, что он слеп?

— Но этот человек виновен в нарушении закона и будет наказан, он не должен был вмешиваться в религиозные дела иудеев. Антоний! Возьми кнут, накажи его!

Антоний взял кнут, и замахнулся на Ксаверия. Но Иисус, превозмогая боль в истерзанном теле, стал между Антонием и Ксаверием, и удар кнута обрушился на его спину. Ни крика, ни стона не издал он, лишь потом покрылось истерзанное чело.

— Да, этот человек святой! — воскликнул Понтий Пилат, — Ты закрыл собой того, кто истязал тебя?!

— Прости его, — ответил Иисус, — прости, как я простил.

— Раз так, то и я прощаю его, иди Ксаверий, не будет тебе наказания.

Но посмотрев на несчастного центуриона, можно было понять, что прощение Иисуса возымело гораздо большее влияние на него, чем любое, самое страшное наказание.

— Я, прокуратор Иудеи, наместник кесаря на этой земле, признаю, что человек этот не виновен в том, в чем обвинили его! — громко заявил Понтий Пилат всем присутствующим, — Своей волей и властью, данной мне кесарем, я отпускаю его! Ты свободен, иди!

Иисус сделал шаг, но силы оставили его, и изможденное страданиями тело медленно опустилось на землю.