Чарльз Уильямс - Колдовство

На единство было лишь видимостью. «Une grande esperance traverse la monde» 164, и эта надежда была совершенно конкретной. Она утверждалась в мире все более определенно. В самом начале прозвучало веское заявление о том, что искупление пришло через Иисуса Христа. Предметом искупления становилось все зло мира, все ложные боги, кроме Иисуса Христа. Человек оставался волен принять или не принять искупление, и если он его принимал, то единственным важным обстоятельством становился образ его жизни. Любовь к ближнему исключала использование яда, осознание свободы соседа исключало применение приворотных и отворотных зелий. Духи никуда не делись, просто они стали либо ангелами и святыми под началом Бога, либо падшими дьяволами и демонами. Колдовство и заклинания утратили смысл, искатели мудрости преклонились перед Младенцем, а искатели прибыли бежали от Креста. Христос мучил ад во всех отношениях.

Эти истины актуальны до сих пор. Но Церковь развивалась неспешно, начиная с совершеннейшего примитивизма, постепенно набирая силу и вбирая в себя все больше жизненных граней. Начиная с определенного момента Церковь начала уделять внимание греху. Но чем больше она его уделяла, тем больше грехом интересовалась. В мире образов, доступном неразвитой части человечества, все чаще возникал образ дьявола. С ним следовало бороться. Но чтобы бороться с ним, он должен быть , и он был, проникая во все щели жизни.

Две тысячи лет христианства сделали для нас больше, чем принято считать. Мир Рима во многом был схож с нашим, но его основы были иными. И в этих основах магия занимала очень весомое место, составляя немалую часть привычного образа жизни человека. Да, люди Рима мало отличались от нас, и все же разница очень заметна. Это целиком и полностью – заслуга Церкви. Основы самой Церкви сверхъестественны, но она осудила сверхъестественное зло, определив его как потворство фантазии и порождаемые им дела. Именно в этом смысле Церковь наставляет своих членов «не думать зла»; не воображать его в своем сознании. Бог и только Бог; любовь и только любовь.

Однако во времени среди Отцов Церкви возникли два направления: одно отвергало зло в принципе, другое просто пренебрегало им. Такое деление, конечно, никогда не существовало в чистом виде. Святой Франциск в полной мере осознавал зло; Торквемада не сосредоточивался только на зле. Но их методы борьбы со злом различались кардинально. Труды святого Августина вряд ли были поняты так, как относился к ним сам Августин, но на Церковь оказали влияние не побуждения Августина, а именно сами его труды. Отец Церкви, хотел он этого или нет, ступил на тропу суеверия, а его страстные последователи превратили тропу в широкую дорогу. И в течение очень долгого времени Церковь не могла обойтись без суеверий. Вслед за императорами и варварскими вождями Церковь приняла злую энергию ненависти в число своих союзников. Жестокость, осуждаемая как грех, приветствовалась и воспринималась как спаситель.

На этом пути не обошлось без оправданий и задержек, причем «Епископский канон» был едва ли не основной их причиной. Но основное содержание Канона не могло вечно восприниматься как закон. На протяжении всего средневековья шла борьба между двумя взглядами на магию и колдовство. Либо их воспринимали как обман воображения, либо как реальное действие, которое, кстати, вполне годилось для использования в пропагандистских целях. Но когда гражданские власти начали вводить законы против ереси, когда ересь стала рассматриваться как преступление, а колдовство, в свою очередь, как ересь, ужесточилась и борьба против магии и колдовства.

Постепенно определились со своим отношением и Учителя Церкви. Вернее сказать, что Августин побудил их определиться. Святой Томас 165, человек сильного и ясного ума, не имел другого выбора, кроме как признать зло реальностью. Но легко представить, что если бы Святому Томасу пришлось вести судебное разбирательство по делу о колдовстве, он потребовал бы доказательств, а поскольку он во всем требовал логики, то окажись он и сам на скамье подсудимых, опасность прежде всего грозила бы обвинению. Так колдовство, смешавшись с ересью, стало общепризнанным, поскольку ересь никто не отрицал и не упразднял. Проблема все больше смещалась в область доказательств, причем доказательств действительных, а не мнимых.

Средневековью свойственно множество добродетелей, а главнейшая из них – сознательная вера в Бога. Средние века были гораздо более «демократичными» в том смысле, что принимали во внимание всеобщую убежденность и популярность колдовства. Возможно, история колдовства вовсе не характеризует положительно демократическое мнение. Впрочем, и аристократическое мнение не играет здесь роли. История колдовства – это история модных заблуждений, впрочем, любые модные течения представляют собой всего лишь разновидности заблуждений. Итак, средние века поспешно двигались к завершению, а вместе с ними подходила к концу и страсть, с которой Церковь и общество преследовали колдовство.