Дмитрий Узланер - Постсекулярный поворот. Как мыслить о религии в XXI веке

Здесь сразу же следует отметить, что в исследованиях, посвященных десекуляризации и феномену «публичных религий», вопрос очень часто ставится не столько в понятиях нормативного устройства современных обществ, сколько в понятиях того содержательного вклада, который разные религиозные сообщества способны внести в публичную сферу. Так, известное исследование Хосе Казановы «Публичные религии в современном мире» [405] Casanova J. Public Religions in the Modern World. Chicago and London: Chicago University Press, 1994. посвящено как раз исследованию того вклада, который религии, вполне успешно осваивающие публичное пространство, способны внести в «сошедшую с рельс» модернизацию, помогая последней не утратить ценности свободы и прав человека. В частности, Казанова показывает, как именно публичные религии помогли конструировать публичное пространство (Польша), а также способствовали публичным дискуссиям о либеральных ценностях (США). Как пишет Казанова, приветствующий феномен «публичных религий», их распространение способно сыграть позитивную роль, в частности, скорректировать некоторые из опасных перегибов современности, так как

религия нередко служила и продолжает служить в качестве оплота против «диалектики просвещения», как защитник прав человека и гуманистических ценностей против секулярных сфер и их абсолютных притязаний на внутреннюю функциональную автономию [406] Ibid. P. 39. .

Даже Юрген Хабермас, при всем его недоверии к религии и в целом крайне рационалистических установках, готов признать как минимум возможность того, что мировые религии несут в себе некое «когнитивное содержание» [407] Хабермас Ю. Религия и публичность // Хабермас Ю. Между натурализмом и религией. Философские статьи. М.: Весь мир, 2011. С. 134. , которое может оказаться полезным для всего общества в целом, и, в частности, внести свежую струю в «захиревшее всюду нормативное сознание» в условиях «сходящей с рельсов модернизации» [408] Хабермас Ю. Граница между верой и знанием. К истории воздействия и актуальному значению философии религии Канта // Хабермас Ю. Между натурализмом и религией. Философские статьи. М.: Весь мир, 2011. С. 200. .

Однако само признание того вклада, который религиозные граждане могут сделать в публичные дискуссии, еще не отвечает на вопрос о том, каков статус этого вклада и как остальным гражданам следует к нему относиться. Хабермас подчеркивает этот момент:

Демократическая процедура обязана своей порождающей легитимацию силой двум компонентам: с одной стороны — равномерному политическому участию граждан, которое гарантирует, что адресаты законов в то же время могут понимать себя в качестве их авторов; с другой — эпистемическому измерению форм дискурсивно управляемой дискуссии, которые обосновывают настрой на рационально приемлемые результаты [409] Хабермас Ю. Религия и публичность. С. 115. .

Что представляет собой это «эпистемическое измерение» дискуссии? Это прежде всего вопрос о статусе, в частности, религиозной метафизики и вытекающей из нее аргументации и риторики в публичных дискуссиях.

Таким образом, если в рамках нормативного соображения речь идет о принципиальном политическом уравнивании науки и религии как двух возможных всеобъемлющих метафизических доктрин, то в рамках эпистемологического соображения речь идет о новой попытке их упорядочивания: должны ли наука и вытекающая из нее аргументация и риторика стоять в публичных дискуссиях выше религиозной аргументации и риторики?

Здесь возможны как минимум два ответа, один из которых можно назвать модерным, а второй — условно «постмодернистским» (едва ли рассматриваемые в рамках данной главы авторы согласились бы с такой классификацией, учитывая неоднозначное отношение к постмодернизму). Модерная стратегия заключается в стремлении сохранить за наукой приоритетный эпистемологический статус, то есть статус общедоступного универсального языка, на котором должна проходить любая публичная дискуссия. Религия как менее статусная с эпистемологической точки зрения метафизическая доктрина должна пройти через обязательную процедуру перевода своих высказываний на общедоступный язык секулярно-научной рациональности, в этом случае она сможет рассчитывать на внимательное отношение к своим когнитивным содержаниям. «Постмодернистская» стратегия, в свою очередь, заключается в принципиальном эпистемологическом уравнивании любых метафизических доктрин, по крайней мере в их проекции на общественно-политические дискуссии. В этом смысле научная и религиозная картины мира оказываются лишь разными, но равно возможными языками описания и — что особенно важно — в равной степени понятными и доступными для любого гражданина вне зависимости от того, является ли он верующим или же атеистом / агностиком.