Фюстель Куланж - Древний город. Религия, законы, институты Греции и Рима

«Боги и богини, населяющие море и сушу, к вам обращаюсь с молитвой: да будет все, что под моим командованием совершено, свершается и свершится, ко благу моему, римского народа и плебса, союзников и латинов, которые на земле, на море, на реках властью и ауспициями народа римского и моими, будьте им благими помощниками, возвеличьте добрым успехом, верните домой здравыми и невредимыми, победителями, победившими злых врагов, украшенными трофеями, нагруженными добычей и справляющими со мною триумф, дайте возможность отомстить недругам и неприятелям; даруйте мне и народу римскому показать нашу силу на карфагенском народе, который замышляет против государства нашего». Тит Ливий. История Рима от основания города. XXIX, 27. ( Пер. В.М. Смирина. ) ( Примеч. авт. )

Аристотель. Политика. III, 8. ( Пер. С.Л. Жебелева. ) ( Примеч. авт. )

Геродот. История. Кн. IV, 161. ( Примеч. авт. )

Плутарх. Ликург и Нума. 2. ( Пер. С.П. Маркиша. ) ( Примеч. авт. )

Там же.

«Из многочисленных нововведений Ликурга первым и самым главным был совет старейшин. В соединении с горячечной и воспаленной, по слову Платона, царской властью, обладая равным с нею правом голоса при решении важнейших дел, этот совет стал залогом благополучия и благоразумия. Государство, которое носилось из стороны в сторону, склоняясь то к тирании, когда победу одерживали цари, то к полной демократии, когда верх брала толпа, положив посредине, точно балласт в трюме судна, власть старейшин, обрело равновесие, устойчивость и порядок: двадцать восемь старейшин теперь постоянно поддерживали царей, оказывая сопротивление демократии, но в то же время помогали народу хранить отечество от тирании». Плутарх. Ликург и Нума. ( Пер. С.П. Маркиша. )

Геродот. История. Кн. VI, 56, 57. ( Примеч. авт. )

Вот что сообщает нам об этом событии Тит Ливий: «Все по порядку клянутся, утешают отчаявшуюся, отводя обвинение от жертвы насилия, обвиняя преступника: грешит мысль – не тело, у кого не было умысла, нету на том и вины. «Вам, – отвечает она, – судить, что причитается ему, а себя я, хоть в грехе не виню, от кары не освобождаю; и пусть никакой распутнице пример Лукреции не сохранит жизни!» Под одеждою у нее был спрятан нож, вонзив его себе в сердце, налегает она на нож и падает мертвой. Громко взывают к ней муж и отец. Тело Лукреции выносят из дома на площадь и собирают народ, привлеченный, как водится, новостью, и неслыханной, и возмутительной. Каждый, как умеет, жалуется на преступное насилие царей. Все взволнованы и скорбью отца, и словами Брута, который порицает слезы и праздные сетования и призывает мужчин поднять, как подобает римлянам, оружие против тех, кто поступил как враг. Храбрейшие юноши, вооружившись, являются добровольно, за ними следует вся молодежь. Затем, оставив в Коллации отряд и к городским воротам приставив стражу, чтобы никто не сообщил царям о восстании, все прочие под предводительством Брута с оружием двинулись в Рим. Когда они приходят туда, то вооруженная толпа, где бы ни появилась, повсюду сеет страх и смятение; но вместе с тем, когда люди замечают, что во главе ее идут виднейшие граждане, всем становится понятно: что бы там ни было, это – неспроста. Столь страшное событие и в Риме породило волнение не меньшее, чем в Коллации. Со всех сторон города на форум сбегаются люди. Едва они собрались, глашатай призвал народ к трибуну «быстрых», а волею случая должностью этой был облечен тогда Брут. И тут он произнес речь, выказавшую в нем дух и ум, совсем не такой, как до тех пор представлялось. Он говорил о самоуправстве и похоти Секста Тарквиния, о несказанно чудовищном поругании Лукреции и ее жалостной гибели, об отцовской скорби. К слову пришлись и гордыня самого царя, и тягостные труды простого люда, загнанного в канавы и подземные стоки. Римляне, победители всех окрестных народов, из воителей сделаны чернорабочими и каменотесами. Упомянуто было и гнусное убийство царя Сервия Туллия, и дочь, переехавшая отцовское тело нечестивой своей колесницей; боги предков призваны были в мстители. Вспомнив обо всем этом, как, без сомнения, и о еще более страшных вещах, которые подсказал ему живой порыв негодования, но которые трудно восстановить историку, Брут воспламенил народ и побудил его отобрать власть у царя и вынести постановление об изгнании Луция Тарквиния с супругою и детьми». ( Пер. В.М. Смирина. )