«Так говорит Хмель всякому человеку – и священникам, и князьям, и боярам, и слугам, и купцам, и богатым, и бедным, и женам также советует – не водитесь со мной, будете счастливы. Я же сильней всех плодов на земле, от корня сильного, от племени великого и многородного, мать же моя Богом создана. Ноги мои тонки, зато утроба ненасытна, руки же мои держат всю землю, а глава моя высокоумна – умом со мной никто не сравнится.
А кто подружится со мною и начнет любить меня, тотчас же того сделаю блудным, а Богу не молящимся, а в ночи не спящим, а на молитву не встающим. А как проснется он – стон и печаль ему наложу на сердце, а когда встанет он – с похмелья голова у него болит, а очи его света не видят, и ничто ему доброе на ум не идет, а есть не желает, жаждет и горит душа его, еще пить хочет. Да изопьет с похмелья чашу, и другую – а там и многие пьет, так напиваясь во все дни. И разбужу в нем похоти телесные, и потом ввергну его в бо€льшую погибель – град его или село опустошу, а самого по миру пущу, а детей его в рабство предам…» (Изборник, 1987, с. 248–249).
Является ли такое отношение просто литературным приемом, сказать затруднительно. Скорее всего, да, но чрезвычайно точно выбранным из многого числа с тем, чтобы соответствовать восприятию и представлениям будущих читателей «Слова…».
Кто будет с Хмелем водиться – станет опойцей. А опойцы в народном мифологическом сознании приравниваются к утопленникам, то есть тем, кто умер не своей смертью, по большому счету – к заложным покойникам, они обрекаются на скитания после смерти.
«Малорусы рассказывают следующую легенду [этнографическая запись 1869 года] о том, почему души опившихся вином поступают в полное распоряжение дьявола. Будто бы, когда Христос с апостолами ходил по земле, то они зашли в хату черта. Черт сейчас же стал их угощать горилкой, которой люди тогда еще совсем не знали. Апостолам Павлу и Петру понравилась горилка; когда черт подал им по две чарки, Павел сам попросил третью. Черт подал, а потом стал просить у апостола плату за третью чарку и взял шапку Павла. Денег ни у кого не оказалось. Тогда Христос сказал черту: «отдай шапку, а плата тебе будет другая: котори люди будут вмирати з горилки, тих души будут твои» (Зеленин, 1995, с. 47–48).
«Аз есть Хмель высокая голова более всех плодов земных» (лубок середины XVIII века)
Напомним, что, по представлению наших предков, покойники разделялись как бы на несколько «типов»:
– «родители» – «обычные» покойники, то есть люди, умершие естественной смертью в положенный срок и исполнившие в жизни все, что должны были исполнить;
– заложные покойники – люди, умершие насильственной смертью, раньше срока, или те, кто умер, имея какое-либо страстное, но не исполненное желание, а также «…нарушители норм общинной морали (изгои), или общавшиеся с нечистой силой (колдуны, знахари и т. д.), или иноверцы-иноплеменники». Позднее к таким покойникам стали относить умерших некрещеными. Также есть упоминания о том, что заложными покойниками становятся и старики, которые прожили на земле дольше, нежели положено, то есть «пережили свою душу».
Главное отличие заложных покойников от «родителей» в том, что первые остаются в близком людям мире или в «пограничном» мире на тот срок, который они изначально должны были прожить, то есть доживают свою «земную» жизнь (Бойко, 2008, с. 90—115).
Ссылаясь на этнографические записи 1880-х гг., Д.К. Зеленин пересказывает еще ряд поверий. Так, во Владимирской губернии верили, что «опойцы служат вместо лошадей чертям в их беспрестанных поездках по белу свету. В Шацком уезде Тамбовской губернии на том месте, где когда-то хоронили опойцев и удавленников, теперь видят какие-то горящие свечи. Там же видят «лукавых духов», со свистом ездящих ночью на опойцах и удавленниках, как на своих рабах… и т. д. [72] В Пензенской и Саратовской губерниях верили, что если на православных кладбищах бывают похоронены опойцы – это приводит к засухе, чтобы не гневить Землю, которая не принимает такого покойника – его надо вырыть и снести либо в лес, либо в болото. Для вызывания дождя могли и обливать могилы заложных покойников водой (что вызывает некоторые ассоциации с собственно реконструируемым мифом» (Зеленин, 1995, с. 55–56, 100, 113).
«Аз есть Хмель высокая голова более всех плодов земных» (лубок середины XVIII века). Фрагмент
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу