Я хотела знать немного больше о нем [об отце]… и я задала матери несколько вопросов о том, как они встретились. Я это сделала, но это было что-то, что мне было ужасно трудно. Разговаривать о нем не было запрещено, я знала, кто он, я видела его по телевизору… Моя мать никогда не запрещала мне говорить о нем…
Но ранее на этом сеансе Аликс также вспоминала, будто мать сказала ей, что ее отец никогда не хотел ребенка, и это оставило ее с фантазией, что она не имеет права на существование. Две противоречивые версии, которые нельзя свести вместе.
Это подводит меня к рассмотрению отцовского переноса. Сеанс проходил в пятницу, и за ним следовал перерыв на выходные. Аликс жалеет своих не имеющих отца учеников. Когда она понимает, что эта печаль – о себе, она вспоминает отца, которого не было рядом, который ее не хотел, который не приносил ей подарков на день рождения; вспоминает, как мечтала получить от него «электрический поезд, большую кольцевую железную дорогу», вместо этого «жалкого какого-то саронга», который получила от матери. Однако она видела своего отца по телевидению и даже рисовала его как Короля-Солнце – присутствующего, но далекого. И еще была возможность, что отец признал ее существование самим фактом того, что он что-то написал о каком-то маленьком ребенке после ее рождения. В данной сессии выражается безумие пациентки по поводу этого вездесущего, отсутствующего или далекого отца. Можно было бы провести связь с аналитиком, который становится этим фрустрирующим отцом, покидая Аликс в пятницу, чтобы перекинуть мостик между хорошим присутствующим и плохим отсутствующим объектом.
В конце сеанса пациентка выразила свою ненависть к этому фрустрирующему отцу, вообразив его мертвым, но пощадив аналитика, который вот-вот покинет ее в этот день.
А.: Сегодня вы приближаетесь к нему, воображая, как вы узнаете из газеты, что он умер…
П.: Я бы даже зашла так далеко, что сказала бы, что я бы хотела, чтобы это случилось, тогда у меня был бы какой-то прогресс здесь… Нет… Это у меня ирония такая…
Это расщепление позволяет Аликс уверить и себя, и своего аналитика в том, что они в такой же безопасности, в какой чувствовала себя она сама, когда была с матерью: любящая атипичная семья.
Интерпретации мадам Хойжман показывают нам: она не давала того, что мы называем классическими трансферными интерпретациями, а вместо этого тщательно следовала за историей и чувствами Аликс. А. Лемма (Lemma, 2013) назвала такой подход «видом с воздуха», когда мы показываем пациенту, что происходит на улице ее жизни и в ее истории, как бы сверху. Она доказывает, что этот «вид с воздуха» так же необходим, как в другое время необходимо «идти бок о бок с пациентом» – имеется в виду улавливать то, что происходит здесь и сейчас в кабинете аналитика (Joseph, 2013). Что касается меня, то я провожу различие между трансферными интерпретациями и интерпретированием переноса (Oelsner, 2013). Первые соответствуют классической формуле «здесь и сейчас со мной», а второе позволяет материалу развиваться, отмечая чувства и фантазии о внешних объектах, пока перенос на аналитика не становится прямо-таки навязчивым, и только затем его пора интерпретировать.
Следует рассмотреть следующие два сеанса, чтобы глубже понять технику мадам Хойжман.
Понедельник, 16 января
Если мы рассмотрим контекст – Аликс воссоединяется со своим аналитиком после перерыва на выходные, – то покажется, что она говорит о беспокойстве, которое она испытывает после фрустрации и которое теперь пожирает аналитический час. Мы слышим о ее двухлетнем ребенке, Элиоте, который нездоров, и о Ленни, которого надо забрать пораньше. Вместе это, похоже, говорит об уровне трансферных отношений, где дети отображают состояние ее собственной психики после того, как ее оставили с пятницы ждать очередной встречи с аналитиком. Более того, утверждение Аликс, что первый час на работе прошел хорошо, а в последнем все шло не так, наводит на мысль, что, пока она ждала этой встречи, она чувствовала себя все хуже. Это заставляет ее быть такой же, как те ее ученики, которые не хотят учиться, или как ее маленькая дочь, которая не хочет есть. Это также наводит на мысль, что переживание расставания на выходные запустило раннюю оральную трансферную фантазию о фрустрации, вызванной плохим соответствием между ребенком и грудью. Свидетельство этого можно видеть в Люси, которая почти не ест вечером, когда мать доступна, а потом просыпается в четыре утра, желая закончить свой ужин. Если что-то из этого верно, мы должны заподозрить, что сама Аликс – трудный младенец, который не берет то, что есть, когда оно доступно, и рассыпается на части, когда оно недоступно. Как мадам Хойжман сказала ей, «маленькая девочка, которая плохо ест и раздражает свою мать…»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу