Array Сборник статей - Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

Бессознательные фантазии, воспроизводившие отношения между Я и объектами внутреннего мира пациента, которые разыгрывались в переносе, были поэтому предметом ее внимания и часто – интерпретации. Аналитическая работа предполагала освещение и интерпретацию таких бессознательных фантазий, которые возрождались в переносе и могли изменяться, лишь становясь осознанными. Я всегда полагал, что у Ханны Сигал особенно хорошо получается связывать прошлое и нынешнюю ситуацию действительной жизни с переносом. Давая свои интерпретации, она часто описывала роль, которая ей отводилась в переносе, как нечто вышедшее из прошлого или из нынешних отношений пациента. При этом она признавала, что все три категории – то есть образы из прошлого, из повседневной жизни и аналитик в переносе – создавались путем проекции на них архаических образов. И тогда она могла сформулировать свою интерпретацию, показывая, как архаические образы проектировались на нее и как отношения с ними заново проживались в переносе.

Сигал работала с переносом изнутри вовне, критически отзываясь об аналитиках, которые интерпретировали прошлое, а затем предполагали, что нечто подобное происходило на сеансах. К подобным интерпретациям она относилась как к жалкой попытке проанализировать перенос – «перенос там тоже был», – полагая, что они преуменьшают важность переноса. Она же, напротив, всегда считала перенос первостепенным и описывала, как конфликты, переживаемые в анализе, разыгрывались и в отношениях вне его. Парадоксальным образом это было и касательно прошлого, поскольку новые разработки в области переноса позволили возникнуть новым взглядам на первичные объекты пациента. Я помню, как поначалу думал, будто придавать анализу больше значения, чем отношениям в реальной жизни, – это проявление типичного высокомерия аналитиков. Довольно много времени ушло у меня на то, чтобы понять: Ханна Сигал, как и Фрейд, в переносе не приписывала себе как личности какой-либо специальной значимости, поскольку понимала, что важность переноса обусловлена именно тем, что таким образом на аналитика проецируются примитивные первичные объекты из внутреннего мира пациента.

Элизабет Спиллиус (Spillius, 1994) описала растущую тенденцию среди современных аналитиков интерпретировать бессознательные фантазии без помощи терминов, обозначающих части тела и частичные объекты. Это вполне применимо и к большинству работ Ханны Сигал. Однако она гораздо успешнее большинства аналитиков время от времени использовала специфический «телесный» язык, чтобы установить контакт с переживаниями на примитивных инфантильных уровнях с и фантазиями, имевшими телесное выражение. Она полагала, что, избегая примитивных фантазий, мы рискуем утратить часть богатого клинического наследия Фрейда и Мелани Кляйн.

Например, в своей работе 1982 года Ханна Сигал писала:

…пациенту приснилось, что он катается на быстрой американской горке, поит своего маленького сына апельсиновым соком, повернувшись спиной к женщине, которая торгует пастеризованным молоком, и пытаясь скрыть ее от сына, чтобы тот не попросил молока. Его отказ от аналитической ситуации последовал за сеансом, который он же посчитал наиболее результативным для себя. В этом случае его отказ был связан с чувствами зависти и конкурентности. Маленький сын олицетворял самого клиента в глубоком детстве, апельсиновый сок символизировал мочу, а американская горка – возбуждение при мастурбации. Он хотел скрыть от себя самого свою младенческую потребность в груди матери, которую отобразил посвященный удовлетворению сеанс, а напоить себя собственной мочой – бессознательное содержание его фантазий на тему мастурбации. (Segal, 1982, р. 16)

Здесь Ханна Сигал обращалась к читателю, но я вспоминаю, что подобные толкования часто казались мне особенно эффективными, когда они затрагивали глубокие слои, скрытые под более зрелыми уровнями.

Круг теоретических интересов Сигал был исключительно широким. Увлечение литературой и искусством побудило ее к написанию ныне широко известной работы по эстетике (Segal, 1952), которая по-прежнему остается, возможно, самой оригинальной попыткой психоаналитического понимания творчества. В этой работе она не ограничивала себя изучением психологии художника; наоборот, она показала, как психоанализ может помочь пониманию эстетических вопросов о природе искусства и разграничению между хорошим и плохим искусством. Коротко говоря, она считала, что хорошее искусство помогает нам осознать реальность, а плохое искусство эскапично, то есть помогает нам избегать реальности. Не то чтобы Сигал выступала против плохого искусства – на самом деле она любила детективные романы, с помощью которых, не стесняясь, «убегала от реальности». Однако она не путала эти два вида искусства. Так же как аналитическая установка предоставляет рамки, в которых пациент и аналитик могут творчески исследовать фантазию, она утверждала, что художник использует свое ремесло с учетом реальности для создания рамок, внутри которых он может изображать свои часто нарушенные отношения.