Array Сборник статей - Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

• В первом мы сталкиваемся с частичной идеализацией, которая поэтому очень конкретна: чем больше развитие младенца грозит подчеркнуть этот разрыв, тем больше его психический репрезентант будет идеализирован и тем больше все то в ребенке, что относится к регистру непохожего, непредвиденного, нужно будет отрицать. «Расшифровывание» матерью сообщений, испускаемых младенцем, окажется верным каждый раз, когда сообщение подтверждает ее собственную репрезентацию младенца; в противоположном случае оно перевернет наоборот все значение послания. Определенные черты поведения соматических функций первых проявлений осознания, внимания будут идеализироваться и гиперкатектироваться, тогда как любой знак жизни, любая модификация, которая показывает и подчеркивает различие, столкнутся с тем, что их обесценивают, с ними сражаются или, еще более радикально, их не видят . Эта фрагментарная идеализация грозит спровоцировать у младенца фундаментальную неуверенность в себе по поводу свидетельства его собственных чувств; увечащую неуверенность относительно соответствия между собой и образом, отраженным в зеркале, очень странный раппорт с идеалом. Такие реакции можно встретить у шизофреника, и они проясняют, как привлекательность бредовой уверенности может служить неким оплотом.

• Во втором случае мы обнаруживаем невозможность для матери, оказавшейся в точно такой же ситуации, достичь этой фрагментарной идеализации, которая сохраняет по крайней мере определенные якорные точки между младенцем и его психическим репрезентантом. Это та невозможность, которая поставит мать перед задачей оплакивания живого младенца. «Оплакивание живого человека»: в каком-то смысле это переживание, которое глубоко воздействует на всех нас, потому что жизнь навязывает его нам, когда нашу любовь отвергает другой человек, которого мы все еще любим.

Между двумя этими ситуациями существует радикальное отличие; во второй из них субъект был сначала сильно катектирован, потому что казалось, что он особенно соответствует своему психическому репрезентанту. Это связующее звено действительно существовало и было даже гиперкатектировано, из-за чего разрыв, накладываемый на вас, будет модифицировать психический референт, который кто-то выковал для любимого, постепенно позволяя развиваться задаче отделения себя от любимого, а в равной мере – и от его психического репрезентанта. В первой ситуации существует возможность связующего звена между младенцем и психическим репрезентантом, который существовал прежде него и которого нужно оплакать, причем как раз в тот момент, когда реальное тело не может оставаться живым без помощи извне, что заранее предполагает, что жизнь этого тела катектирована. Но как можно катектировать «человеческий объект», чем бы он ни был, если у него не было психического репрезентанта? Как можно катектировать живого человека, который требует ipso facto убить своего репрезентанта в вашей психике? Эту дилемму можно было бы сформулировать в следующих терминах: либо смерть младенца делает возможным сохранение психического репрезентанта, для идеализации которого не будет никаких препятствий и который останется без изменений, пока он ждет новое тело, либо жизнь младенца сохраняется, а его психический репрезентант будет осужден на смерть; но в этом случае первую репрезентацию отношений между матерью – младенцем необходимо навек стереть из психики, чтобы дать место другой. Так как же, первый или второй вариант?

Если не вмешивается реальная смерть, мать обнаруживает себя в ситуации на грани невозможного. С одной стороны, ей придется сохранять желание, чтобы этот младенец жил, катектировать его необходимые для этого функции и пытаться улавливать беспокоящие послания, издаваемые телом младенца; а с другой стороны, оплакивать предвосхищаемое Я, которое послужило в качестве расшифровщика. Чтобы сделать это, ей придется установить нового психического референта, без которого младенец рискует оказаться несуществующим – как только его присутствие больше не будет подтверждено взором, который видит тело, который слышит плач, который замечает рот, проглатывающий «пищу».

Но у этого нового репрезентанта не будет корней во времени, в желании, в истории – корней, которые присутствуют во всех остальных случаях. Каждый новый объект, катектированный в ходе нашего существования, занимает место чего-то уже ожидавшегося ( un déjà attendu ). Он состоит не только из этого ожидавшегося , конечно, но он получает пользу от того, что я назвала «катексис в поисках носителя». Опыт учит нас, что для этой задачи годится не любой носитель, что ей предшествовала и ее предвосхищала определенная «идея» и что именно открытие всегда отчасти иллюзорного ее соответствия этой предвосхищенной репрезентации ожидаемого объекта непосредственно и вызывает то явление, которое мы называем любовью.