Array Сборник статей - Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

Мало того что его способность модифицировать эту реальность ограничена, ограничена также его возможность взять себе значения, которые к ней относятся, – значения, которые придадут смысл организации, исходно представляющейся ему произвольной или хаотичной.

Наоборот, он замечает некую симметрию в эмоциональном регистре между собой и матерью, некую симметрию в возможностях каждого из них модифицировать их отношения: модификации часто будут разными, даже антиномичными, но тем не менее будут присутствовать. Эти модификации поведения матери могут быть спровоцированы вербальными сообщениями, которые он обращает к ней, получая при этом удовлетворение от того, что сам сформулировал свою просьбу. Но иногда его просьбы и послания, выраженные голосом его Я, оказываются неэффективными, даже если опыт показал ему, что так редко бывает в случае просьб, «испускаемых» его собственным соматическим состоянием. Оказавшись пред окружением, которое глухо к выражению его психического страдания, ребенок попытается – и часто сумеет – использовать соматическое страдание, чтобы получить реакцию – нередко разочаровывающую. Для матери, которая глуха к психическому страданию, редкость услышать, чего ребенок требует через свое тело. (Это страдание иногда становится единственным голосом-путем, который открывает страдальцу неизвестную причину его психического страдания.)

«Извлечение пользы из своего соматического страдания»: собственно, даже если причина этого страдания чисто органическая и ничем не обязана воздействию психики на сому, отклик, который оно вызовет, тем не менее покажет ребенку, какую «пользу» он может из него извлечь. Это откровение мобилизует особый интерес к любым знакам страдания, что объясняет те очень разные способы, с помощью которых субъект будет справляться со своим страданием, если, конечно, оно не превысит определенных пределов. Ребенок может страдать от горловой инфекции и продолжать тихонько играть, болтать и общаться; он может также сделать свое больное горло ( son «mal» à la gorge ) единственным и уникальным путем коммуникации и превратиться в одно сплошное «недомогание» ( «mal» ) до тех пор, пока реакция – заставляет ли она его исчезнуть или нет – не вернет голос «страдающему» Я, побуждая его заново занять место кого-то, кто ищет психической заботы.

Когда детство кончилось (оставим в стороне роль тела в переживании радости), субъект будет тем реже прибегать к своему телу как избранному передатчику сообщений, чем лучше он научился разнообразить как адресатов, так и предметы своих требований. Для того чтобы произошла эта двойная диверсификация, тело (в конце детства мать передаст ребенку ответственность за заботу о нем) должно иметь в качестве референта «психическое тело», история которого предоставляет свидетельство той любви, которая была ему дана, признания и подтверждения его сексуальной идентичности, его уникальности, желания видеть, как он заботится о себе, изменяется и становится автономным.

В противоположном случае «болезни», от которых «психическое тело» продолжает страдать, означают, что Я поддерживает со своим телом отношения, повторяющие те, которые были у матери с телом ребенка, точнее отношения, которые ребенок приписывает ей в истории тела, которую он выстроил. Когда это так, отношение взрослого субъекта к страданию своего тела трансформирует это страдание в репрезентанта тела младенца и ребенка, которым он когда-то был, – младенца и ребенка, которого можно также желать, хотеть починить, чрезмерно защищать или, наоборот, ненавидеть и наказывать какой-то формой страдания, которая будет появляться у него, или усугубляться, или, наоборот, просто игнорироваться, – так он делает глухоту матери своей собственной.

Страдающее тело всегда может вновь занять то место, которое биограф предоставил в отдаленном прошлом другим соматическим происшествиям в этой истории, трансформировавшей их в психические события. И поскольку это тот же самый биограф, который переживает нынешнее страдание, обозначение, приписываемое прошлым страданиям, сформирует неотделимую часть обозначения, которое он припишет своему нынешнему страданию. Отклики, которые выдали ему, а также те, которые он выдавал сам, будут влиять на требования, которые он станет выдвигать, когда его страдание вернется, по отношению к другим, к своему телу и к самому себе.

Я закончу свое эссе размышлением о ситуации и о встрече, определивших тип пролога в этой пьесе, героем которой является тело, а автором – психика; пролога, который столь же конкретен, сколь и опасен для удовлетворительной композиции последующих актов.